На данный момент моя работа в высшей школе длится уже четверть века: пятнадцать лет в Делавэрском техническом колледже и десять в Комьюнити колледже Северной Вирджинии. Когда Барак и Джо победили на выборах 2008 года, я все еще работала в Делавэрском техническом колледже, и все думали, что я оставлю свою должность и стану полноценной второй леди. Однако не только я хотела продолжать преподавание. Меня приглашал декан NOVA Джимми МакКлеллан. Каждые несколько недель он присылал мне забавные сообщения, суть которых сводилась к следующему: «Привет! Вы меня не знаете, но я думаю, что вам понравится в нашем колледже. Мы были бы рады видеть вас у себя».

Я понимала, что в качестве второй леди я буду захвачена политической жизнью. Прекрасно. Но я также понимала, что, как и прежде, когда я делала паузы для ухода за детьми, мне будет тяжело, если этому будет посвящена вся моя жизнь. Преподавание – мой внутренний компас. Я всегда могу определить по нему свое верное направление. Но могу ли я действительно продолжать этим заниматься теперь, когда Джо стал вице-президентом?

Кэти Рассел, верный друг и глава команды моих сотрудников, так не думала. «Джилл, ты с ума сошла? – сказала она после выборов. – Ты не справишься, это перебор!»

«Если я не буду преподавать, я буду чувствовать себя несчастной», – ответила я. Она попыталась отговорить меня, в конце концов оставила эти попытки. Мы договорились о встрече с деканом МакКлелланом, и вскоре я уже направлялась в кампус NOVA, понимая, что поступила правильно. «Кэти, – сказала я, – я собираюсь это сделать». Я согласилась отработать семестр и начала вести занятия после инаугурации, в конце января.

Для спецслужб это было нечто совершенно новое. Во‐первых, они хотели находиться со мной в аудитории, но я не могла позволить им сесть на первую парту, – это пугало бы студентов. Я надеялась, что студенты не только не будут видеть поблизости агентов секретных служб, но и вообще не будут задумываться о том, что я вторая леди. И, как ни странно, многие студенты действительно этого не понимали.

Так что агенты одевались, как студенты, и даже брали рюкзаки – разумеется, в них было специальное оборудование, а не учебники. Средний возраст студентов NOVA – двадцать восемь лет, поэтому агенты не особо выделялись. Рядом с моей аудиторией как раз был холл, где можно было сидеть вместе с другими студентами, пока я работала. Там все занимались, читали – и никто ни о чем не догадывался. Умение и готовность агентов выполнять свою работу, сливаясь с окружением, были выдающимися.

Мы решили, что при записи студентов на курс я буду фигурировать в списках как «штатный преподаватель», а не как «доктор Байден». В первый день занятий я написала свое имя на доске и сказала: «Привет, я Джилл Байден. Зовите меня просто “доктор Би”». Большинство моих студентов были мигрантами в первом поколении, и для многих из них английский являлся вторым языком. Многие даже не расслышали фамилию Байден, а если и расслышали, то не связали ее с вице-президентом.

Время от времени кого-нибудь из студентов осеняло. Я видела поднятую руку и слышала: «Извините, можно задать личный вопрос?» «Нет!» – отвечала я и меняла тему.

Однажды в мой кабинет вошел, сияя, студент: «Доктор Би! Вчера вечером я видел вас по телевизору! Я сказал маме: “Мам! Мам! Смотри! Это моя учительница по английскому с Мишель Обамой!”»

Я просто смотрела на него, улыбаясь. А парень продолжал: «А мама вытаращила глаза и сказала: “Это не твоя учительница! Это вторая леди!”» Этот студент к тому моменту отучился целый семестр, понятия не имея, кто же я такая. Я засмеялась и призналась ему. Он хлопнул себя ладонью по губам, широко открыл глаза и тоже засмеялся.

А как-то раз студентка шестидесяти с лишним лет – она училась, чтобы стать консультантом в аптеке, – пришла и прошептала мне на ухо: «Я знаю, кто вы. А больше никто не знает». Я взглянула на нее и прошептала в ответ: «Все верно. И пусть все остается как есть».

Наша работа может стать мощным выходом для наших стремлений, но она не должна быть единственным способом проявить себя. Проявление себя не всегда связано с нашим статусом, иногда мы просто задействуем свои сильные стороны, независимо от того, куда это нас приведет.

Страсть Джо – быть голосом бесправных людей, многие из которых ведут маргинальный образ жизни. Он отвел этому значительную роль в своей политической карьере, но и сейчас, как гражданин, он не сбавляет оборотов. Та же искра заставляла и Бо выходить в публичное пространство. Так он смог пролить свет на проблему жестокого обращения с детьми и другие формы насилия.

Сила Эшли сконцентрирована на вопросах благотворительности и социальной справедливости. Когда ей было всего шесть или семь лет, ее впечатлили дельфины, попадающие в рыболовные сети, и она пришла к Джо и спросила, как можно помочь. Вскоре она обходила залы сената, рассказывая коллегам Джо о том, какую работу следует проделать, чтобы спасти дельфинов. Позднее она занялась вопросом несправедливых решений нашей судебной системы по отношению к детям. Я очень горжусь той работой, которую она проделывает в Центре юстиции Делавэра, чтобы сделать судебную и исправительную системы более справедливыми.

Дар Хантера – в его безграничной эмпатии и драйве. Закончив старшую школу, он отправился в Белиз и учил там детей, находящихся в социальной группе риска, представляя Добровольческий корпус иезуитов. Он многое узнал о неравных возможностях получения образования и бедности. В колледже и после него он продолжал работать с ДКИ в Портленде, Орегон, помогая в приюте для бездомных.

Длительное время я считала, что реализовать себя с лучших сторон я могу только в учебной аудитории. Но, как в очередной раз выяснилось, Джо знал меня лучше.

Через несколько лет после кампании 1988 года у моей близкой подруги диагностировали рак груди. Нам с ней было по сорок с небольшим, и для меня стало шоком, что кто-то из ровесниц, из моих близких, может этим заболеть. Потом о таком же диагнозе сообщила еще одна подруга. Потом еще одна. И еще. К 1993 году не менее четырех моих знакомых были на разных стадиях данного заболевания.

Я не могла привыкнуть к мысли, что эта страшная болезнь распространяется среди молодых, здоровых в целом женщин. Я навещала подруг, отвозила их на консультации, но мне страстно хотелось сделать нечто большее. Однажды я заехала к своей подруге Винни. Она была болезненно худой, бледной, вокруг ее обритой головы был намотан шарф. Мы разговаривали, сидя на диване, ее сиделка находилась рядом, а я с трудом сдерживала слезы. Я просто не могла поверить, что этот чудесный человек, мать троих детей, которые обожают ее и нуждаются в ней, скоро умрет.