Мама сильно увеличилась в размерах во время беременности, и, как мне казалось, все время ходила в одной и той же одежде. Я так ясно представляю ее, стоящую на кухне, одетую в нечто, что могло бы служить палаткой, с синими вздувшимися венами на ногах. Она казалась огромной, меня это убивало. Я старалась не показывать ее своим друзьям, когда они приходили ко мне, а то и вовсе не позволяла им бывать у нас, чтобы они не могли ее увидеть. Я не могла дождаться, когда все закончится, хоть это и означало, что в доме появится орущий младенец – еще одно совсем не радостное обстоятельство.

А потом, ко всеобщему изумлению, родился не один орущий младенец, а два. Близнецы! Бонни и Джен были в восторге, а я была в бешенстве.

Такова была моя самая стойкая ассоциация с беременностью, и поэтому я никогда не стремилась повторить подобное. Было столько причин не заводить ребенка, но время шло, и они стали казаться мне все менее и менее значимыми. Мне все больше хотелось заполнить это открывшееся пространство. Я не говорила Джо о своих мыслях несколько месяцев, но в конце концов не смогла держать это в себе.

Мы были вдвоем в Филадельфии и отправились выпить в бар отеля Bellevue-Stratford. «Я помню, я говорила, что нам хорошо с двумя детьми, – сказала я Джо. – Но я хочу еще одного ребенка». Он широко открыл глаза от удивления – мы всегда сходились на том, что нашей семье достаточно двоих детей. Джо не сказал «нет», но не сказал и «да». Это было серьезное решение, и я понимала, что ему нужно подумать.

Я не уверена, что сам Джо считал это необходимым следующим шагом для нас, но он видел, как это много значит для меня, а потому вскоре после первого разговора сказал: «Хорошо, Джилл, если ты этого хочешь, давай попробуем родить ребенка». Я отправилась к своему врачу, и тот объяснил мне, что в ближайшее время может и не получиться. Но, к моему удивлению, уже через месяц появились первые признаки беременности.

Мальчикам было так комфортно со мной, что я забеспокоилась, не усложнит ли это событие наши отношения. Я понимала, что если какая-то часть меня усомнится, что я могу любить детей одинаково, то в этом усомнятся и они. Появление в семье малыша становится серьезным испытанием для любого ребенка, и я хотела, чтобы Бо и Хантер чувствовали себя участниками этого события. Мне хотелось, чтобы они радовались братику или сестренке, поэтому, прежде чем сообщить новость Джо, я обратилась к Бо и Хантеру.

«Похоже, я беременна, – сказала я. – Но папе пока говорить не хочу. Давайте убедимся вместе». Я повезла их в аптеку. Когда мы припарковались, я надела темные очки и повязала на голову шарф, чтобы никто меня не узнал. Мальчики ждали в машине, а я пошла купить тест. Это походило на шпионскую миссию, и они были в восторге, что у нас есть такой секрет.

Тест нужно было проводить утром, и это было первое, что я сделала на следующий день. И да, я была беременна.

Когда Джо отправился на поезд до Вашингтона, я рассказала все парням и добавила: «Вы должны быть первыми, кто сообщит папе».

Тем вечером, когда Джо вернулся с работы, Бо и Хант с трудом сдерживали свою радость. «Мальчики хотят тебе кое-что сообщить», – сказала я. И они объявили: «Папа! У нас будет ребенок!» Лицо Джо осветилось абсолютной радостью. Он притянул нас троих к себе и обнял. Когда мы стояли обнявшись, я выдохнула с облегчением.

На следующий день я позвонила Вэл и попросила ее встретиться со мной на парковке продуктового магазина Food Fair, потому что он находился между нашими домами и был ближайшим местом, где мы могли встретиться и поговорить наедине. Когда я сообщила Вэл новость, она завопила и заключила меня в объятия. Мы откупорили бутылку шампанского прямо на парковке. Разумеется, каждая из нас лишь пригубила его, но это был один из самых приятных глотков шампанского в моей жизни.

Примерно в три часа утра 8 июня 1981 года у меня начались схватки. Я разбудила Джо, но он проходил через это уже трижды, а потому мог сохранять спокойствие. Он лучше меня знал, сколько времени может занять этот процесс, особенно в первую беременность. «Ладно, – сказал он, – иди спать».

Я не могла лечь спать. Я рассудила, что могу заняться чем-то полезным, поэтому встала, приняла душ и завила волосы на термобигуди. Что тут скажешь? На дворе были 1980‐е, и я не хотела выглядеть растрепанной в один из самых важных моментов своей жизни. Насколько я могла судить, причин выглядеть плохо в родильном отделении у меня не было.

Через некоторое время меня скрутило от боли, и я подумала, продолжая укладывать волосы: «Боже, что я делаю?» – затем нанесла макияж и оделась.

Когда мы были готовы ехать, мы разбудили мальчиков и сказали, что найдем кого-то, кто останется с ними, но они категорически отказались: «Нет! Мы тоже хотим поехать!» Так мы все вчетвером погрузились в машину, а схватки тем временем участились. Я терпела боль, вцепившись в подлокотник пассажирского сиденья. Мне хотелось кричать и бить кулаком по окну, но я боялась напугать мальчиков. Я помнила, насколько травматичным оказался для меня процесс беременности мамы и как долго меня преследовали мысли о нем. Я вцепилась в приборную панель так, что костяшки пальцев побелели, и дышала как можно глубже, чтобы не стонать.

Несмотря на все свои усилия, я прибыла в больницу не в лучшем виде. В машине у меня отошли воды, и я промокла – мои туфли хлюпали при ходьбе. Но мои волосы выглядели потрясающе! Джо с мальчиками помогли мне дойти до поста медсестер, которым я и сообщила между вдохами, что у меня начались роды.

Медсестра посмотрела на нас и выпалила: «Вау! Джо Байден! Можно ваш автограф?» Я бросила на Джо взгляд, в котором читалось: «Если ты дашь сейчас автограф этой женщине, то тебе самому понадобится больничная койка!» Он подарил медсестре свою фирменную улыбку, но потом нервно пробормотал: «Ну, может, позже».