Глава восьмая

Это ваш ребенок

Некоторые люди, видимо, верят, что родитель – чаще всего это мать – не может любить некровного ребенка так же, как своего. Многие полагают, что лишь ДНК может укрепить узы между ребенком и родителем. Это мнение люди особенно активно высказывали, когда Бо и Хантер были маленькими. И я обнаружила, что это беспокойство относительно материнской связи не ограничивается сферой смешанных семей, – в мире, переполненном советами по родительству, нам говорили, что буквально все – от кесарева сечения до молочных смесей и детского сада – может привести к той или иной степени отдаления от наших детей.

Я знала, что с каждым днем люблю мальчиков все больше и больше. Но какая-то часть меня сомневалась: а я люблю их так же, как если бы дала им жизнь? Я не могла представить себе чувство более сильное, чем то, которое я испытывала, и надеялась, что дам всем своим детям одинаковое количество заботы и внимания. Разве не это должен делать хороший родитель? Но ведь у меня никогда не было биологического ребенка. И я не могла знать наверняка.

Когда мы с Джо поженились, я сказала ему, что наша семья является полной в том виде, в каком она есть. У нас было двое потрясающих мальчишек, и я не хотела больше детей. Я была занята мальчиками и своей миссией по встраиванию в их жизни. За короткое время жизнь нашей четверки вошла в естественный ритм: Джо все больше и больше утверждался как лидер в сенате, мальчики преуспевали в школе и в спорте, я совершенствовалась в роли матери. Я училась охватывать, в буквальном и в переносном смыслах, моих детей, которые любили обниматься, сворачиваясь с ними клубком по вечерам на маленьком диванчике за просмотром «Счастливых дней»[14]. Я ходила на каждый матч, в котором они участвовали, в казавшемся бесконечным графике футбольных, теннисных, бейсбольных и баскетбольных матчей и всегда болела громче всех. Я перестала чувствовать себя некомфортно в рамках таких не самых приятных аспектов материнства, как, например, приучение детей к дисциплине. Я больше не боялась, что, рассердившись из-за разорванного свитера или отправив кого-то в комнату думать над своим поведением из-за проступка в школе, я испорчу наши отношения. Ведь это именно то, что должны делать родители.

Это было не просто звание. Я была их мамой во всех смыслах этого слова. Они это знали, и я знала. И в тот день, когда они невзначай назвали меня мамой, я осознала, что мы это сделали. Мы построили тот безопасный дом, о котором я всегда мечтала.

С того момента я больше не тревожилась, что могу подвести их. Мальчики были счастливы, они расцветали. И произошла забавная вещь: эта любовь заставила меня хотеть большего. Страх, который преследовал меня, – что я не справлюсь – исчез, а его место заняло нечто иное: пространство в наших сердцах для дальнейшего роста, новый стул за столом, который ждал своего владельца.

Я очень хорошо помню свое отвращение, когда я узнала, что мама беременна. Мне было пятнадцать, и, хотя какая-то часть меня уже понимала, что когда-то у нее был секс с папой – давно, когда они зачали меня, Джен и Бонни, – мне и в голову не приходило, что они продолжают им заниматься. Это было время, когда в ситкомах избегали даже упоминания о существовании туалетов, Интернета не было и какого-либо полового воспитания тоже. Подросткам приходилось пересматривать «Долину кукол»[15], чтобы составить хоть какое-то представление о постельных тайнах. Маме было тридцать пять, и я была уверена, что это слишком серьезный возраст для подобных занятий. Однако неопровержимые доказательства свершившегося безобразия были налицо.

Я что-то искала в ее комоде и обнаружила открытку от одной из моих тетушек. В ней говорилось: «Поздравляю с малышом!» Потрясенная, я предстала перед мамой, размахивая открыткой, словно обманутый супруг. «Я нашла это в твоем ящике! – ухмыляясь, объявила я. – Ты беременна?»

Она кивнула.

«Мама! – закричала я. – Как ты могла спать с папой? Вы ведь не продолжаете заниматься этим?» Она ничего не сказала, просто лукаво улыбнулась. «Ты должна обещать мне, что больше никогда, никогда не будешь спать с ним!» – взмолилась я. И она пообещала, хотя явно не собиралась исполнять своего обещания.