Книги

Судьбы иосифлянских пастырей

22
18
20
22
24
26
28
30

6 июля 1937 г.

Сердцем веруется в правду, устами исповедуется во спасение (Рим 10. 10). «Всякого, — говорит Спаситель, — кто исповедует Меня перед людьми, того исповедую и Я перед Отцем Моим Небесным. А кто отречется от Меня перед людьми, отрекусь от того и Я перед Отцем Моим Небесным». (Мф. 10, 32–32) (Лк. 12,8–9). Из этих слов Спасителя видно, что от нас требуется не только вера, но и исповедание своей веры перед людьми, невзирая ни на какие страхи и угрозы. Отречение перед человеками, — только перед человеками, хотя в сердце и сохранится вера, есть уже отречение по существу. Спаситель таковым угрожает, что Он отвергнется их перед Отцем Небесным, т. е. Он не признает их Своими последователями, Своими учениками. Ибо от нас требуется не только вера в Бога и Его закон, признание Его, но и любовь к Нему. Такая должна быть наша вера. Вера, не соединенная с любовью к Нему, будет верой мертвой (Иак. 2, 20–26). Такую веру могут иметь и бесы.

Любовь же всегда соединена с некоторым самоотвержением в пользу любимого. А самоотвержение проявляется в испытаниях. Поэтому, кто исповедует веру перед человеками, т. е. когда приходится доказывать свою веру, свою любовь к Сыну Божию некоторым исповедничеством, только тогда вера является приятной Сыну Человеческому, и за такую только веру Он признает исповедующих Его Своими последователями перед Отцем Небесным. А не решающиеся на это исповедничество, отрекшиеся Его перед человеками, кому не хватает мужества из-за страха перед людьми открыто Его исповедать, или кто слукавит в своей совести, имея в сердце одно, а устами исповедуя другое, допуская хотя бы только устами, а не на деле, нечто другое, чего требует от нас истинная вера в Сына Божия, тот является отреченцем от веры, и Сын Божий отвергнется его, не позволит ему называться Своим последователем перед Отцем Небесным.

В нынешний лукавый век многие говорят: «Пусть была бы вера в сердце, нет беды, если мы слукавим на словах». Но Спаситель, как видно из вышесказанного, говорит нам совершенно иное. К сожалению, такое лукавство совести мы видим в нынешний лукавый век не только у мирян, которым это более простительно, но и у лиц, поставленных во главе церковного управления. Стоящий ныне во главе церковного управления митрополит Сергий заявил одному епископу, которому предлагалось покривить в одном случае совестью: «Зачем ставить точки над буквой „i“, т. е. зачем допускать точность, можно недоговаривать, чтобы потом давать двоякое объяснение сказанным словам; для себя — так, а для других, инакомыслящих — иначе; если хотите, понимайте и в своем смысле; можете делать из этого свои выводы, хотя бы и противоположные Истине». Такая недоговоренность, допускаемая с целью, чтобы скрыть свой истинный образ мыслей из-за страха или ради соблюдения своих земных выгод — есть отречение от Истины. Она особенно недопустима в вопросах веры, потому ев. отцы на древних Соборах, в борьбе с ересями, особенно старались выработать точность в выражениях, чтобы устранить всякое двусмысленное толкование, которым могли бы прикрыться лукавые люди, чтобы скрыть свое несогласие с истинным учением. Поэтому мы видим в Церкви бесконечные споры о терминах «oseoobios» и «olioobios». Наоборот, свойство ересей и уклонения от Истины, недоговоренность и неточность в терминологии, чтобы иметь возможность укрываться со своей ложью за этой неточностью. Такова же политика митрополита Сергия. Все его послания, действия и распоряжения, именно без точек над буквой «Ь». Такова его Декларация, изданная в 1927 году, таково введенное им поминовение власти в Церкви, таково его интервью, напечатанное в 1929 г. Все эти документы, как и его действия и распоряжения, своей недоговоренностью, своим явным уклоном к извращению Истины, вызывают сомнение в правильности той линии, какую он ведет в церковной политике, чтобы истинные чада Церкви могли без колебания следовать за ним. Большинство верующих, считая митрополита Сергия законным каноническим приемником митрополита Петра, не решаются отделиться от общения с ним, но это происходит только потому, что не все верующие могут разобраться в данном случае: как должны поступать в отношении его, чувствуя сердцем неправоту его действий, они не могут обосновать свое отклонение от него, тем более что он своим хитроумием в своих документах, которые содержат в себе явно отступление от Истины, навел столько туману, что их нужно сначала расшифровывать, чтобы увидеть в них извращение Истины.

Чтобы отделиться от общения с главою Церкви по 15 пр. Двукратного Собора, надо обличить его в ереси. Многие, хотя и видят в указанных документах уклонение, извращение Истины, тем не менее не отделяются от него, извиняя его тем, что они изданы по принуждению и под страхом и есть своего рода уступка духу времени, чтобы этой ценой сохранить свободное существование Церкви, но так ли это? Можно ли здесь допустить извинение? Мученики древней Церкви стояли тоже перед дилеммой: или сохранить Истину и быть замученными за веру, или покривить своей совестью и сохранить жизнь. Они предпочли первое, и Церковь их за это прославляет, а отступивших от истины из-за страха — осуждает, не допуская им никакого извинения. Для многих из них тоже предстоял часто такой соблазн: «Мы, — говорили мучители, — не требуем от вас прямого отречения от веры, а только покажите вид, что вы согласны принести фимиам идолу, и вы будете свободны». Но они и этого не делали, боясь даже намеком отступить от веры. Церковь очень строга в этом отношении, она не допускает отречения даже двусмысленного, которое имело бы в себе намек отречения только по недоговоренности. Так она осудила либеллатиков, получивших за деньги записки, что они принесли жертвы идолам, хотя они этого на деле не совершали. Она осудила Унию, которая не содержала в себе отречения от Православия, а только допустила подчинение Папе. Можно бы указать и другие примеры, но пока остановимся на этом.

Митрополит Сергий своими уступками, своими документами, в коих он разными двусмысленными выражениями признал законность большевизма, отстоял свое положение: он доселе управляет Церковью. Он сохранил административный аппарат церковного управления, но стоило ли из-за этого жертвовать Истиной? Почему не пошел по такому пути митрополит Петр? И поэтому доселе томится в ссылке[800]. Неужели сохранение административного аппарата церковного управления настолько важно, чтобы ради него жертвовать Истиной? Не похоже ли это на продажу первенства за чечевичную похлебку? Церковное управление, административный аппарат Церкви — есть дело внешней организации Церкви, которое в деле Веры не играет существенной роли. Глава Церкви — Христос, та Сила, которая ее оживляет, связывает; руководит Дух Святой. Вот нерушимая организация, которой не смогут поколебать силы ада. Епископ в церковной жизни — настолько полномочная единица, что для разрешения церковных вопросов вполне достаточно его полномочий. Церковь первых веков не имела той организации — настоящего аппарата для управления. Каждая область, каждый город были, имея епископов, самодовлеющими единицами, тем не менее, церкви были живым теплом, и жизнь, несмотря на отступление внешней организации, била в них ключом. Так что ради сохранения Истины, в крайней нужде, можно было и пожертвовать этим аппаратом, от этого жизнь Церкви мало бы пострадала, ибо это — не главный нерв ея жизни. Истина — вот то основное начало, с повреждением которого наступает смерть в жизни Церкви. Поэтому все мы, каждый в отдельности, а в особенности епископы, призваны, главным образом, хранить Истину во всей ее чистоте. Как Церковь, так и каждый член Церкви, отпавшие от Истины, не могут быть живыми — и умирают. Многие из сторонников митрополита Сергия в том, что он своими уступками сохранил внешний аппарат церковного управления, склонны видеть особенную его заслугу, даже называют его спасителем Церкви. Какое глубокое заблуждение! Спаситель Церкви есть только Христос. Никто из людей ни погубить, ни спасти Церковь не может, как никто не может дать жизни организму человеческого тела, так никто не может и Церкви оживить, если в ней не будет живых сил ея — Христа и Духа Святаго. А они отступият от Церкви, когда в ней будет повреждена Истина, этот основной нерв ея, и тогда Церковь Поместная, а (разумеется — не Вселенская) не будет уже живой, но Церковью мертвой, в которой останется только один остов без жизни.

Именно митрополит Сергий лишил Церковь жизни, повредив Истину. Не Церковь вообще, а только ту часть ее, которая последовала за ним в его отступлениях от Истины. Церковь же вообще не может погибнуть, она вечно будет существовать на земле, и врата ада не одолеют ее.

В чем же выражается отступление от Истины митрополита Сергия и его последователей? В своей борьбе против старого мировоззрения, основанного на вере в Бога, большевизм все время стремится привлечь на свою сторону все силы, а также и Церковь, чтобы она своим одобрением или же хотя бы не осуждением его идеологии могла расположить к признанию этой идеологии.

Церковь — Столп и Утверждение Истины, а где она повреждена, там и Церкви нет, а лишь сборище лукавнующих. И если со стороны верующих, которых на земле еще очень много, прямого одобрения [большевистского] мировоззрения со стороны Церкви ожидать невозможно, это было бы самоуничтожением Церкви, то большевизм старается привлечь ее к этому, хотя косвенно. Церковь всегда относилась к большевизму отрицательно не только как к началу, построенному на чисто материалистических принципах, стремящемуся ниспровергнуть религию и своим учением социализма стать на ее место, но она относится отрицательно и к самим проблемам соц. переустройства мира путем революции и насилия. Поэтому, например, мы видим в нашей Русской Церкви осуждение и анафематствование бунтов С. Разина и Пугачева. Привлечь Церковь и верующих открыто на свою сторону для большевизма почти невозможно. Вот тут-то изобретаются такие средства, которые, как будто бы не затрагивая вопросов религиозных, имеют в виду только внешнюю сторону переустройства жизни ея, бытовые и социальные стороны.

Конечно, за этим стремлением большевизма приходится усматривать еще и другие силы — силы врага рода человеческого, которые путем обмана, тонких сетей хитросплетения стремятся незаметно свести Церковь и верующих с пути Истины и запутать ее в сети лжи, что им путем обмана, путем стеснения отчасти и удается.

Первые подобные уклонения от Истины мы видим в обновлении и григорианстве — этих новых направлениях, возникших в Русской Церкви с приходом к нам большевизма и всецело под его влиянием и покровительством. В этих церковных течениях мы видим, что в программу их вводится и такой пункт: признание законности и справедливости соц. революции — пункт, по-видимому, не касается религиозной стороны, но мы говорим, что и в этой форме он неприемлем для Церкви, и за это, как мы видели из истории Русской

Церкви, были преданы анафеме Разин и Пугачев. Значит, и в этом виде на принявших его налагается церковное отлучение, но в чем, если рассматривать его поглубже, можно усмотреть и чисто религиозную сторону. Церковь вообще осуждает насилие, но социальная революция без насилия и переворотов не совершается. Отсюда она, чтобы оправдать себя и развязать себе руки, должна не только порвать с Церковью, но еще выработать такое мировоззрение, которое было бы совершенно противоположно старому религиозному мировоззрению, уничтожая его, создать основу для нового мировоззрения. Она действительно и создает его. В основе этого нового мировоззрения лежит богоборчество, пересоздание мирового порядка, уничтожение Богоустановленных законов, создание своих. Если вера в Бога имеет целью приведение нас в Царство Божие, которое есть правда и мир и радость о Духе Святом, то социализм приносит нам правду, основанную на требовании жизни по плоти, мир для одних, для одного класса и страдания для других, радость плотских, греховных наслаждений. Отсюда разрушение всех прежних нравственных устоев, как личной, семейной, так и общественной жизни. Если раньше правда, мир и радость созидались принципами взаимной любви, то теперь проповедуется жгучая ненависть и зависть. Вот тот фундамент, на который упирается соц. революция, без этого фундамента она немыслима, не может быть принята человеческим сознанием. Поэтому, признавая законной и справедливой соц. революцию, церковные течения обновленчества и григорианства тем самым признают и этот фундамент ея мировоззрения, и тем самым отрекаются от христианства, они уже не Церковь Христова, а церковь лукавнующих, подлежит извержению из Тела Церкви.

Несмотря на все попытки со стороны большевизма увлечь Церковь Православную при Патриархе тоже на этот путь отступления от Истины, все это оканчивалось неудачно. Если не считать таким предсмертное завещание Патриарха Тихона, которое содержит в себе те же мысли, что и указанные выше церковные течения обновленчества и григорианства. Но так как оно подписано рукою умирающего Патриарха, может быть даже в бессознательном состоянии, то оно не имело в жизни никакого значения. Такой же неудачной была попытка и при митрополите Петре, за что он доселе томится в ссылке.

Только начиная с момента вступления в управление Церковью митрополита Сергия, эти попытки начинают увенчиваться успехами. Первым таким документом, в котором признается законность большевистского мировоззрения, является Декларация, созданная митр. Сергием в 1927 г., где выражением «ваши радости, радости большевизма, являются нашими радостями»[801] митрополит Сергий заявляет это как бы от лица Церкви, управляемой им.

Как бы ни толковали это выражение Декларации защитники митрополита Сергия, отступления от Истины никуда не скроешь. Что общего у Церкви с большевизмом? Какие у них могут быть общие радости? Радость в уничтожении веры, в разрушении храмов, в осквернении святынь и т. п.?

Для верующего все это не только не является радостью, а наоборот — великой скорбью. Конечно, защитники митрополита Сергия скажут, что мы слишком строги в данном случае и придаем слишком большое значение словам, м. Сергий не хотел того сказать. Да, я уверен, что м. Сергий не разделяет большевистских взглядов в отношении веры, но ведь каждый от слов своих осудится. Сердцем веруется в правду и устами исповедуется во Спасение. Лицу, стоящему во главе Церкви, неприлично говорить одно, а в мыслях держать другое, тем более делать это от имени Церкви.

Слова его являются соблазном для малых сих, они своим одобрением большевизма толкают их на тот же путь безразличного отношения к словесному отречению от веры, а может быть к явному сочувствию большевистскому мировоззрению.

Как уже раскрыто выше, никто не оправдается тем, что это отречение только на словах, а не на деле. Словами: «Кто отречется от Меня пред человеками, от того отрекусь и Я пред Отцем Моим Небесным», — Спаситель закрыл нам все пути к оправданию и что Он словесное отречение считает совершенным отречением и такого не считает уже Своим учеником, Своим последователем; следовательно — извергнутым из Его Церкви. Пусть не стараются оправдываться сторонники митрополита Сергия и тем, что выражение Декларации: «…ваши радости — наши радости», — не относится к идеологии большевизма, а к радостям нашего Отечества, которое у нас общее с большевизмом и радости которого, его процветание и мощь, должны быть и радостями верующих. Но так ли это? Что значит «процветание» отечества русского, управляемого большевизмом, как не усиление и укоренение тех же идей безбожия и вражды к Церкви, ея уничтожение? Что мы и наблюдаем. С укреплением большевистской власти существование Церкви становится почти невозможным, и как бы мы не толковали это выражение Декларации, оно есть отречение от веры.

Можно ли истинно верующему разделять эти мысли, выраженные в Декларации? Дальнейшим этапом и в то же время прямым следствием Декларации, вытекающим из нея логически и тем подтверждающим наше мнение — есть признание большевистского мировоззрения, является введенное митрополитом Сергием в Церкви поминовение власти. И у обновленчества, и у григорианства поминовение власти давно уже введено за богослужением — как прямой результат признания ими большевизма, законности и справедливости соц. революции. Молитва Церкви совершается или об утверждении и развитии чего-либо, что она считает своим идеалом; или же о прекращении того, что она считает злом.

Поэтому, молясь о власти, она или признает, что она в своих стремлениях является по существу доброй и потому заслуживает молитвы, дабы она укреплялась как начало, способствующее развитию добра, или же, если не признает ея доброй, должна молиться о прекращении ея влияния или обращении ея в сторону Истины и добра. Это в формуле поминовения должно быть выражено ясно и вполне определенно, чтобы не ввести верующих в заблуждение и соблазн. К сожалению, формула поминовения, введенная м. Сергием, заимствованная у обновленчества или григорианства, как раз этой точности и определенности в себе не содержит. Формула эта выражена так: «…еще молимся о стране нашей и властех ея, да тихое безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте…» Эту формулу можно понимать и так, и эдак, так как она введена по требованию власти, то, конечно, она есть стремление показать пред ними сочувствие к ним и их признание, иначе она была бы отвергнута властью, как ее дискредитирующая.