Известно о существовании других, помимо стефановских, иосифлянских общин в Донбассе. В Кадиевском округе (с 1929 г.) было три прихода: в с. Соколово Первомайского района (настоятель храма о. Сергий Петров), в с. Анненское Кадиевского района (о. Никифор Полоус) иве. Троицкое Папаснянского района (о. Аркадий Соловьев). Они окормлялись у еп. Павла и были арестованы в январе 1931 г.[323]

Большая группа иосифлянских общин существовала в Сталинском (Донецком) округе во главе со священниками Серафимом Кирилловым и Николаем Толмачевым. В нее входили приходы в селах: Елизаветовке, Григорьевке-1, Григорьевке-2, Ясиноватой, Старо-Бешево, Рутченково, Андреевке, Ольговском и др. Отцы Серафим и Николай поддерживали отношения с еп. Павлом с конца 1927 г., хотя официально присоединились к нему позднее и в разное время. Прот. С. Кириллов сделал это осенью 1928 г. вместе с пятью приходами своего благочиния. Тогда же он обратился с воззванием к другим приходам епархии, за что еп. Павел даже получил выговор от ГПУ. Известно, что Владыка вскоре приехал служить к о. Серафиму в с. Григорьевка, там он встречался также с о. Даниилом Васильковским из с. Григорьевка-2 и о. Николаем Бизюковым из с. Ясиноватое. Прот. Н. Толмачев перешел к еп. Павлу только в начале 1930 г., обратившись с соответствующей просьбой от своего прихода в с. Елизаветовка. Однако на допросе в 1931 г. о. Николай дал желательные для следствия и явно ложные показания: «В 1927 г. я получил от еп. Павла Кратирова в Харькове на его квартире предложение организовать подпольные „хатнические“ группы, которым уделялось исключительное внимание, и на которые возлагались большие надежды. Эти подпольные группы, организованные по возможности в каждом селе, в каждой фабрично-заводской местности, по словам Павла Кратирова, должны были быть базой контрреволюции, активом самой жесточайшей непримиримой борьбы против советской власти»[324].

С еп. Павлом (Кратировым) и о. Серафимом Кирилловым была связана и часть отделившихся от митр. Сергия священнослужителей Мариупольского округа. Антисергианские настроения в округе появились после того, как высланный в Сибирь епископ

Мариупольский Антоний (Панкеев) был смещен в 1928 г. со своей кафедры Заместителем Местоблюстителя. Недовольство выражали прежде всего члены братств и сестричеств, организованных еп. Антонием. В самом Мариуполе «непоминающим» некоторое время принадлежал греческий соборный храм, но с 1929 г. миряне, отделившиеся от митр. Сергия, собирались только в доме М. Е. Кузнецова, где жил истинно-православный монах Тихон (Даниленко). Кроме того, в округе было несколько сельских не сергианских храмов; в с. Кирпичево (настоятель о. Иоанн), с. Петриковка (мон. Андрей), с. Мелекино (о. Симеон Романенко), на ст. Майорск (иеромон. Ананий (Березовский)). Некоторые из них в 1930 г. — январе 1931 гг. перешли под окормление еп. Павла[325]. Всего же Владыка к 1931 г. окормлял около 40 приходов в Харьковском, Сумском и Днепропетровском округах.

Часть иосифлянских приходов Донбасса окормлял еще один украинский истинно-православный архиерей — епископ Бахмутский и Донецкий Иоасаф (Попов). С 1925 г. он проживал в г. Новомосковске Днепропетровского округа и в ноябре 1928 г. после поездки в Ленинград и встречи с еп. Димитрием (Любимовым) присоединился к иосифлянам. Еп. Павел лично познакомился с этим Владыкой летом 1929 г., когда тот, приехав в Харьков по вызову ГПУ, зашел к епископу Старобельскому на квартиру. В дальнейшем они обменивались письмами, летом 1930 г. еп. Павел впервые направил в Новомосковск для иерейской хиротонии иеродиакона Иова из Балаклейского прихода, а затем еще двух иеродиаконов.

Служение Владыки Павла было прервано в начале 1931 г. 16–17 января этого года ГПУ провело в Харькове аресты 13 наиболее активных иосифлян (и несколько десятков в Харьковской епархии) в рамках масштабного дела Истинно-Православной Церкви на Украине. Обыск в квартире епископа по адресу: Мануильская ул., 41 был начат еще вечером 15 января. При этом агенты ГПУ изъяли шесть антиминсов, четыре флакона св. мира, шесть частиц мощей для антиминсов, три панагии, различные статьи, письма и пять записных книжек Владыки. Обыск шел всю ночь, и утром 16 января еп. Павла под стражей доставили в корпус № 3 Харьковского ДОПРа № 1. В течение следующего дня туда же поместили еще 12 проживавших в Харькове иосифлян: архим. Макария (Величко), игум. Варсонофия (Юрченко), игум. Евстратия (Грумкова), прот. Григория Селецкого, свящ. Антона Краснокутского, монаха Андрея (Козака) и мирян К. Т. Бублика, И. К. Чубцова, А. А. Демидову, М. И. Колосову, О. И. Когтеву-Соколову и П. Е. Черниговскую. Престарелый архим. Климент (Жеретиенко) избежал ареста в связи с тяжелой болезнью. Лишь 12 февраля 1931 г. было принято постановление о начале следствия об участии арестованных лиц «в контрреволюционной организации, ставившей себе целью свержение Советской власти»[326].

В заполненной в день ареста анкете еп. Павел в числе родственников указал брата Николая, служившего священником во Всехсвятской церкви Харькова, и двух дочерей: проживавших в Луганске Зою и в Харькове Нину, но в своих показаниях на допросах их почти не упоминал. Допросы Владыки начались 18 января и продолжались практически без перерывов до 26 марта 1931 г., всего их состоялось 24! Невероятно трудно было выдержать их старому больному человеку, но епископ Павел это смог. Он очень подробно рассказал свою биографию, особенно дореволюционный период, детально разъяснил церковную позицию, но постоянно категорически отвергал обвинения в какой-либо контрреволюционной деятельности, например, 13 февраля заявил: «Ни в какой контрреволюционной организации не участвовал никогда и не принимаю участие в настоящее время».

При этом Владыка не скрывал своего критического отношения к многим действиям советской власти. На допросе 16 марта он говорил: «Основные устои социалистического строительства, отрицание религии и классовая борьба неприемлемы не только для православного епископа, но и для искренне верующего христианина, и, не отказавшись предварительно от веры, они не могут принимать участие в социалистическом, государственном строительстве, поскольку оно враждебно религии». А на допросе 1 февраля епископ заявил: «Так называемое раскулачивание кулака с религиозной точки зрения — явление безусловно греховное. Так оно и расценивается, без сомнения, всеми верующими людьми». Владыка отметил, что, не изменив Церкви и своему долгу, священник не может приветствовать классовую борьбу, совершенно не укладывающуюся в христианскую мораль, и также не может сочувствовать нынешней педагогической работе, в ходе которой учителей обязывают вести антирелигиозную пропаганду.

В то время еп. Павел уже не видел для себя и подобных себе места в «социалистической действительности»: «Если я буду честно исполнять свои пастырские обязанности, я буду рассматриваться как лицо нежелательное и даже вредное с точки зрения существующей власти; если я буду благословлять и одобрять все начинания существующей власти, противные религии и даже направленные против нее, я буду бесчестным и никуда негодным служителем церкви»[327]. И поступиться своей пастырской совестью Владыка не мог и не хотел.

Епископ хорошо понимал, что репрессии против него и его единомышленников не имеют реальных оснований и вызваны чисто политическими причинами, в частности, желанием местных органов ГПУ переложить на иосифлян ответственность за вызванные насильственной коллективизацией и раскулачиванием крестьянские выступления. На допросе 13 марта он так и сказал следователю: «Государственное Политическое Управление наложило свою тяжелую руку на меня и находящихся в моем ведении священников, отыскивая моральных виновников тех волнений, которые происходят по местам в пределах губернии Харьковской».

Не сломили еп. Павла и зачитанные ему показания менее стойких священнослужителей и мирян, подписавших угодные следователю протоколы допросов. Так, бывший ученик Владыки в Духовной семинарии священник Василий Артюховский заявил о его антисоветских, монархических взглядах. Проповедник К. Т. Бублик 20 февраля показал о словах Владыки, что нынешняя власть «дана нам в наказание за наши грехи, что власть Советская — бич гнева Божия», а 10 марта дополнил: «Беседовал я с ним о том, как православный христианин должен относиться к Советской власти. Кратиров мне на это дал такие разъяснения: „Христианин не должен подчиняться советской власти по совести, а может терпеть ее, как необходимое зло и наказание, и молиться Богу о том, чтобы Господь сократил дни этой власти“. В том же духе выразилась на допросе 16 марта бывшая квартирная хозяйка еп. Павла швея П. Е. Черниговская, у которой на Мариинской ул., 16 он жил до 1930 г.: „Монархическая власть, по разъяснениям Кратирова, наказанием не являлась, а являлась благословением Божиим“»[328].

Самые же «убийственные» показания против Владыки дал харьковский заштатный священник Антоний Краснокутский, который, являясь осведомителем ГПУ, более двух с половиной лет доносил о деятельности Владыки. Перейдя под его окормление в мае 1928 г., он почти каждую неделю посещал квартиру епископа. Первые месяцы еп. Павел относился к о. Антонию недоверчиво и старался «лишнего» не говорить, но затем стал более откровенным и передал священнику для перепечатки все свои антисергианские послания и письма, в частности, несохранившуюся статью «Кто должен возглавить в настоящее время Православную Русскую Церковь». При этом о. Антоний, видимо, тяготясь своим доносительством, далеко не все сообщал в ГПУ и, в частности, скрыл, что у него имеются послания Владыки и документы Зарубежной Русской Церкви. Не информировал он и о том, что дал почитать страннику Даниилу Лукашу из г. Валки книгу С. Нилуса (которую Лукаш ему так и не вернул). На допросе о. Антоний показал, что после прочтения послания митр. Антония (Храповицкого) от 5 июля 1928 г., ей. Павел заметил: «Да, хорошо им там, за границей, говорить, попробовали бы они здесь». В конце концов, о. А. Краснокутский был обвинен в том, что, «состоя секретным сотрудником ГПУ УССР», ничего не сообщил о документах Зарубежной Русской Церкви[329].

В отношении пяти арестованных в Харькове иосифлян: мои. Андрея (Козака), А. А. Демидовой, М. И. Колосовой, О. И. Когтевой-Соколовой и П. Е. Черниговской — следственные органы не смогли собрать «достаточно документов для предания суду», и постановлением от 21 июля 1931 г. следствие в отношении них было прекращено. Остальные восемь арестованных прошли по делу Истинно-Православной Церкви на Украине.

Это дело было сфабриковано ГПУ УССР в январе-июне 1931 г. В качестве обвиняемых было привлечено 140 иосифлян: два епископа, 52 священника, 19 монашествующих, семь диаконов и псаломщиков, 60 мирян. В обвинительном заключении утверждалось, что «контрреволюционная организация церковников „Истинно-Православная церковь“ была широко разветвлена и охватывала своими филиалами весь Советский Союз», в том числе Украину. В республике якобы существовала жестко организованная сеть групп и ячеек ИПЦ, непосредственно управляемая Ленинградским и Московским центрами. Эта сеть, по версии ГПУ, состояла из трех филиалов: Харьковского во главе с еп. Павлом (Кратировым), Днепропетровского, руководимого еп. Иоасафом (Поповым), и Одесского, возглавляемого о. Григорием Селецким и игум. Варсонофием (Юрченко). В первый филиал входило 11 групп: Харьковская, Сумская, Сталинская, Киевская, Дебальцевская, Кадиевская, Мариупольская, Попаснянская, Бердянская, Славянская, Краснолучинская; во второй филиал — три: Новомосковская, Криворожская, Ладыжинская; в третий филиал — пять: Полтавская, Зиновьевская, Александрийская, Николаевская и Херсонская. Они, в свою очередь, состояли из ячеек. «Каждая группа и ячейка имели своих непосредственных руководителей из особо доверенных и надежных лиц, связанных с руководителями филиалов… Благодаря постоянным связям центров с филиалами, было обеспечено систематическое руководство контрреволюционной деятельностью периферийных ответвлений контрреволюционной организации»[330]. Как видно из сказанного выше, иосифляне в разных населенных пунктах Украины зачастую не только не поддерживали «постоянную связь», но и находились в напряженных отношениях.

Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ (от 14 декабря 1931 г.) 53 человека были приговорены к 3 годам концлагеря, 58 — к высылке в Северный край на 3 года, пять — к лишению права проживания в 12 населенных пунктах с прикреплением к определенному месту жительства на 3 года, и десять были освобождены из-под стражи. Постановлением Коллегии ОГПУ (от 2 января 1932 г.) еп. Павел (Кратиров), о. Василий Подгорный и о. Григорий Селецкий были приговорены к 10 годам концлагеря, а еп. Иоасаф (Попов), игум. Варсонофий (Юрченко), игум. Евстратий (Грумков), архим. Макарий (Величко), А. И. Краснокутский, о. Николай Толмачев, о. Феодор Павлов, о. Димитрий Иванов, о. Борис Квасницкий, С. П. Лабинский и о. Иоанн Скадовский — к 5 годам концлагеря[331].

После вынесения приговора епископ Павел прожил всего лишь три дня. Мученик умер 5 января 1932 г. в тюремной больнице г. Харькова, согласно медицинской справке, в 23 часа 15 минут при нарастающей сердечной слабости от саркомы лимфатических желез и двухстороннего плеврита[332]. Место захоронения Владыки неизвестно. Лишь 30 декабря 1992 г. он был реабилитирован Прокуратурой Харьковской области по делу 1923 г., а по делу Истинно-Православной Церкви — в 1994 г. Но память о епископе Павле уничтожить не удалось, о чем свидетельствуют труды П. Н. Иванова, священника Михаила Матвеенко и других авторов.