Сходные взгляды отражены в протоколах допросов и других обвиняемых: «Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию не подчиняюсь до тех пор, пока он не распустит незаконный при нем Синод, а затем еще потому, что не согласен с порядком управления им Церковью, который он подчиняет требованиям светской власти. Считаю, что Церковь гонима советской властью, потому что масса епископов и священников сослана в ссылки, а некоторые храмы стираются с лица земли. Все это сеет страшную тревогу в сердца истинно верующих. Выход из положения я вижу только один: искреннее сознание своих ошибок советской властью в форме всенародного „покаяния“» (протокол допроса о. Евлампия Едемского-Своеземцева от 13 июля 1931 г.); «В доме у себя устраиваю моления, бывают молящиеся из граждан Казани, кто они и какое количество, фамилии их сказать отказываюсь, не желая их выдавать. Разрешения на богослужения у меня не имеется, и я не нахожу нужным доводить до сведения НКВД и получать разрешения» (протокол допроса о. Аркадия Волокитина от 2 сентября 1930 г.)[279].
Первый допрос епископа Нектария состоялся 1 сентября 1930 г. Владыка отказался дать требуемые следователем признания: «За что я арестован — не знаю, но считаю, что арестован как контрреволюционер. Моление в моей квартире — келлии происходит по воскресеньям и по двунадесятым праздникам; в числе молящихся у меня бывают приезжие из Яранской епископии, приходы, не признающие митрополита Сергия и его Синод. Я истинный сторонник Патриарха Тихона и стремлюсь быть таковым, и готов за него умереть… Молящиеся есть постоянные и проживающие в Казани, но сказать, кто является молящимися и фамилии их — я этого не скажу, т. к. считаю это предательством, т. е. полностью, и вообще, о своем богослужении говорить не намерен, и со своей стороны этого сказано никогда не будет. Главным образом, меня заставляет не говорить о наличии моих сторонников, количестве их и фамилиях то, что поскольку я произвожу богослужения тайно от властей, и за это я должен нести наказание, я хорошо понимаю, что тайное богослужение от властей и устраивание совещаний и бесед — это есть с моей стороны преступление и за это я должен [быть] судим госвластью. Что-либо сказать и говорить о моей деятельности (и вообще, об общине моей) категорически властям (особенно — ГПУ) отказываюсь»[280].
Последующие три допроса, с 5 июня по 20 июля 1931 г., ей. Нектарий выдержал не столь мужественно, видимо, его пытали. Он не отрицал своего негативного отношения к советской власти, заявив: «Отношение Церкви, т. е. духовенства и верующих, в свете моих взглядов, к советской власти должно быть таким, каким оно может быть к царству сатаны, т. е. неприязненно-враждебное. Измениться отношение власти к Церкви не может, поэтому в беседах с верующими я всегда высказывался за необходимость избавления от советской власти». Не стал отрицать Владыка и своей принадлежности к течению иосифлян, соглашаясь называть его даже «организацией Истинно-Православная Церковь».
Поначалу епископ отказывался отвечать на вопрос: кто был «связным» с архиеп. Димитрием, но на следующем допросе сказал: «Нарочитым по связи с центром нашей организации, т. е. с архиепископом Гдовским, была проживающая в Ленинграде, за Нарвской заставой, блаженная Катя. В Казань она приезжала с письмом от архиепископа Гдовского два раза, привозила также и посылки с продуктами. Однажды в качестве связиста ездил в Ленинград с письмом к епископу Димитрию Гдовскому иером. Иов из Раифской пустыни, близ города Казани, позднее расстрелянный за к/p деятельность». С Москвой у ей. Нектария связь образовалась в марте 1930 г., когда к нему приехал молодой человек Борис Туголесов с письмом от настоятеля церкви Никола Большой Крест, свящ. Никитина. Затем из Москвы приезжала псаломщица того же храма Харитина. Что касается приверженцев епископа, то их было до 50 приходов, в том числе в Марийской области.
Органы следствия очень интересовали послания, рассылаемые ей. Нектарием через «монашествующий элемент». На эти вопросы Владыка отвечал так: «За время пребывания в Казани мною было послано четыре обращения… Касались они вопросов: 1) мое отношение к митрополиту Сергию; 2) по поводу репрессий, наложенных на меня митрополитом Сергием; 3) дисциплинарного свойства среди духовенства; 4) по поводу волнений верующих в связи с перерегистрацией гражданской властью общин и патентов на торговлю свечами. Многие приходы расценили выборку патента и перерегистрацию как антихристово дело, т. к. знак серпа и молота в церкви есть уже знак антихриста. Я им не советовал выбирать патенты, а также перерегистрироваться, т. к. и я лично считаю, что знак советской власти в церкви — это знак сатаны».
О своих единомышленниках в других районах страны епископ сказал: «К числу разделявших точку зрения нашей организации относились приходы: 1) Вологды, где деятелем в пользу нашей организации был епископ Иерофей, кем-то убитый в 1928 году; 2) Воронежской епархии, где нашим сторонником был епископ Алексий (Буй), находящийся где-то в заключении в Серпуховском районе; 3) Близ Москвы — здесь представляющим нашу организацию был епископ Максим из бывших тюремных врачей, находящийся в Соловецком концлагере в ссылке. В Москве нашими приходами были Никола Большой Крест и храм на Воздвиженке, имени настоятеля этого храма не знаю. Других приходов по линии нашей организации на периферии не знаю, в единицах они по многим епархиям были». Характерно, что Владыка не назвал ни одного из тех, кто оставался на свободе; все названные или уже были расстреляны или находились в ссылке[281].
5 января 1932 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ вынесло решение о судьбе 32 обвиняемых: ей. Иоасаф (Удалов), протоиереи Евлампий Едемский-Своеземцев, Аркадий Волокитин и еще пять человек были приговорены к 3 годам концлагеря, 15 человек — в том числе Н. Я. Галахов, А. И. Боголюбов, настоятельница Феодоровского женского монастыря в Казани игум. Ангелина (Алексеева) — приговорены к ссылке на 3 года в Северный край, а девять, в основном бывшие профессора Казанской Духовной Академии, — к 3 годам ссылки в Казахстан. Правда, в отношении В. И. Несмелова, учитывая его преклонный возраст, тяжелую болезнь и «революционные заслуги» сына, власти ограничились условным сроком наказания. Владыка Нектарий отдельным постановлением Коллегии ОГПУ от 26 января 1932 г. был подвергнут самому тяжелому наказанию — приговорен к 10 годам лишения свободы и отправлен в Прорвинский лагерь Западно-Казахстанской области[282].
И здесь епископ ревностно проповедовал Христа, защищал и отстаивал истинное Православие. В 1933–1936 гг. он написал в лагере несколько посланий к пастве с осуждением деятельности митр. Сергия. Особенной известностью из них пользовалось «ходившее» в многочисленных списках по стране послание начала 1933 г.: «…вся наша трагедия, что епископы — борцы против митрополита Сергия — очутились под сапогом ГПУ. Так, митрополиты Петр Крутицкий и Кирилл Казанский загнаны в сибирские тундры. Митрополит Иосиф Петроградский заточен в среднеазиатские пески. Архиепископ Димитрий — в строжайшей изоляции в Ярославле. Владыка Виктор где-то далеко на севере. Ваш богомолец заточен на десять лет в концентрационный лагерь, а епископы Ерофей, Алексий и Максим расстреляны. Такая же участь, т. е. продолжительные сроки заключения в лагеря, ссылки и заточения, постигли многих из духовенства и мирян, решившихся выступить против митрополита Сергия и его клевретов.
Я еще при самом своем разрыве с митрополитом Сергием в феврале 1928 года предвидел, что наша борьба с сергианством, хоть и является борьбой за правду Христову, будет долго бессильной и внешне почти безуспешной. Из истории Церкви Христовой видно, что почти все борцы за правду Христову погибали в борьбе и что только после их смерти торжествовало то дело Божие, за которое они боролись. Так будет и в нашей борьбе с сергианством… Словом, хоть наша борьба и свята, но мы пока бессильны. Что касается до меня, то я не надеюсь на освобождение. Я скорее всего погибну и сгнию в лагерях, утешаясь обетованиями Христовыми: „Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть Царство Небесное“. Приходится переносить страдания, другого исхода нет, другого решения быть не может. Пребывайте же непоколебимыми, возлюбленные! Для нас жизнь — Христос, а смерть — приобретение (Флп. 1, 21).
Что нам делать? Как нам быть? — вопрошают меня ревнители Православия, лишенные своих пастырей и не могущие по чуткости совести своей молиться в сергианских храмах. Вполне понятны страдания их душ. Тяжело жить без церковной молитвы. Это — великое лишение для верующих. А ведь теперь много городов и сел, где нет храмов, а если и есть, то или обновленческие, или сергианские. Соединяйтесь в малые группы и молитесь по домам. Пойте церковные священные песнопения. Читайте Слово Божие. Творите посильно милостыню. Погребайте умерших без сергианских попов. Святые Тайны принимайте лишь от истинных пастырей. А таковых вы всегда с Божией помощью при желании найдете. Ныне, по пророчеству святого Апокалипсиса, Церковь ушла в пустыню, т. е. скрылась в подполье или оказалась в таком положении, когда верующие вынуждены тайно и сокровенно собираться на церковную молитву…»[283]
В другом послании, от 17 января 1934 г., Владыка укреплял свою паству в стоянии за веру: «Возлюбленные о Господе братия и сестры! Ваше письмо получил, оно порадовало меня и принесло скорбь. Порадовало потому, что Вы провели праздник Господень в духовной радости, проявив мужество. И эта радость ваша достигла нашего сердца и усугубила нашу радость. Поскорбел потому, что у Вас начинаются разделения, появляются ослабевшие духом, безразличные в деле своего спасения, а последнее ведет к безбожию и к вечной погибели. Если Ваши епископы страдают, то это говорит, что близ Вас есть Царство Небесное… Так твердо и мужественно исповедуйте Господа и неповрежденно храните святую православную веру — не бойтесь, малое стадо, — так одобрял Господь Христос, так Он и теперь одобряет нас. Господь говорил: „Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в Меня веруйте“, а св. апостол Павел писал своему ученику Тимофею: „Все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы“. Бодрствуйте, мужайтесь, крепитесь, и благодать Божия да будет с Вами. Бойтесь потворствовать тем, кто уже ослабел духом и готов прервать общение со своим епископом и прекращает возношение за литургией его имени, там нет благодати Божией, ибо нет Церкви без епископа, утверждайтесь сами в вере, утверждайте и присных о Господе, да благословит Вас Господь»[284].
Из многочисленных лагерных посланий ей. Нектария, кроме уже упомянутых, опубликованы лишь два, написанные в середине 1930-х гг. Одно из них построено на покаянных текстах библейских пророков и лишено исторической конкретики. Другое небольшое послание Владыки содержит призыв к стойкости, обращенный к своей пастве, и благодарность за нее. В письме выделена излюбленная мысль иосифлян того времени: истинная Православная Церковь ушла в пустыню, в подполье и держится только Духом Божиим: «Христос посреди нас и есть и будет! Православные яранцы, не имеющие общения с митрополитом Сергием и его духовенством. Ваша разборчивость в церковных вопросах нашего времени и ваша стойкость похвальны и достойны подражания. Святая истинная Православная Церковь в нашем Отечестве ныне ушла в пустыню, как говорится в 12-й главе Откровения. Так было во времена мученичества и ересей. Ныне новый враг — ОГПУ — ищет убить Христа и Его Церковь. Приходится ей скрываться в подполье. Если и существуют еще где-то православные общины, то не иначе, как Духом Божиим. Поддерживайте, православные, эти приходские общины с геройским духовенством. Ваша отзывчивость и любовь ко мне, заключенному Иранскому каноническому епископу, до глубины души трогают и утешают меня. Спаси вас Христос! Дерзайте, людие Божии! Никто как Бог! Ему слава во веки»[285].
2 августа 1937 г. епископа взяли под стражу в лагере по обвинению в антисоветской агитации. 8 сентября 1937 г. он был приговорен Особой Тройкой Управления НКВД по Западно-Казахстанской области к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян в г. Гурьеве. Государственная реабилитация произошла только в январе 1992 г. В октябре 1981 г. Владыку прославил в лике святых Архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей.
В Катакомбной Церкви долго была жива память о епископе-мученике Нектарии. Еще в послевоенное время в Поволжье существовали целые тайные общины, называвшие себя «нектарьевцами». Некоторые верующие и сейчас хранят фотографии и портреты Владыки, из уст в уста передаются рассказы и предания о нем. Помимо несомненно написанных еп. Нектарием посланий, существуют в списках апокрифические духовные поучения, приписываемые Владыке, трогательное народное творчество, по-своему излагающее наставления епископа. Его реальные тексты парафразировались и расширялись, чтобы с их помощью ответить на насущные современные вопросы и авторитетом новомученика укрепить веру. Таким образом, епископ Нектарий является одной из самых заметных фигур не только иосифлянского движения, но и всего церковного сопротивления в СССР.
Епископ Старобельский Павел (Кратиров)
Одним из основных руководителей иосифлянского движения на Украине был епископ Павел (в миру Павел Федорович Кратиров). Он не признавал управление митрополита Сергия (Страгородского) еще до опубликования Декларации 1927 г., считая его захватчиком высшей церковной власти, которая с 1926 г., по мнению ей. Павла, должна была принадлежать митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому). Известен епископ Старобельский был, прежде всего, как сильный идейный оппонент митр. Сергия, написавший в 1928 г. целый ряд произведений с резкой критикой курса церковной политики Заместителя Местоблюстителя.
Родился Владыка в 1871 г. в селе Покровское Тотемского уезда Вологодской губернии в семье простого сельского священника (в ряде исторических работ в качестве отца был ошибочно назван епископ Саратовский Иоанн). До 10 лет Павел жил в деревне и после окончания сельской школы с большим успехом сдал вступительные экзамены в Вологодское Духовное училище (старший брат Николай одновременно с ним поступил в Духовную семинарию). Мальчик рано потерял мать, но это не ослабило его тяги к учению, и в 1885 г. он поступил в Вологодскую Духовную семинарию. В конце обучения Павел очень тяжело, почти безнадежно, заболел плевритом, и это способствовало укреплению его веры. Юноша расценил болезнь «как подготовку к вечности», стал раздумывать о смысле жизни и смерти (в результате позднее, в середине 1920-х гг., он написал неопубликованную статью — ответ на то, что ожидает человека после смерти, на основе современных научных знаний, — конфискованную при аресте Владыки в 1931 г.). Павел остался жить вопреки прогнозам врачей и в конце августа 1892 г. на несколько месяцев поселился в Новочеркасске у дяди-священника, окончившего Московскую Духовную Академию.
Отчасти поправив здоровье, П. Кратиров осенью 1892 г. отправился в Казань для поступления в Духовную Академию, где уже учились некоторые из его семинарских товарищей. В то время Павел, по его словам, на религию «смотрел как на ту животворящую силу, которая, проникнувши во все поры государственного организма, одухотворит его и уничтожит все те виды зла социального, от которого страдает человечество и от которого тщетно старались уврачевать его разные великие мыслители и реформаторы». Поступив в Академию в 1892 г., Павел Федорович успешно окончил ее в 1896 г. со степенью кандидата богословия. При переходе с третьего на четвертый курс на него сильное впечатление оказала смерть любимого младшего брата. Окончил Духовную Академию П. Кратиров «с намерением служить Церкви, в силу своих ограниченных сил, в преподавательской деятельности»[286].