Иеромонах ничего не писал о существовавшей тогда материальной нужде. Но ее острота хорошо видна из того, что даже необходимое для богослужения вино полностью отсутствовало и его приходилось заменять соком. Так, 20 сентября 1920 г. о. Нектарий передал лаврскому эконому 300 рублей за выданные вместо вина две бутылки виноградного сока.
Позднее, перехваченное 28 декабря военно-цензурным пунктом, письмо митр. Вениамина фигурировало в качестве «улики» в деле иеромонаха. Постепенно в Ямбургской ЧК скопился «компромат» на молодого энергичного пастыря, в частности, записка «осведомителя № 429» о собрании верующих на квартире настоятеля собора, а также донос о том, что отец Нектарий якобы вел антисоветскую агитацию в проповедях, «призывая к надежде, что 1921 г. принесет переворот к лучшей жизни, все недостатки настоящего времени считает наказанием Бога, мотивируя, что народ православный попал под гнев Божий за то, что церкви превратились в школы и театры, указывая на пробитую снарядом стену храма, называет отверстие делом рук дьявола, а также на Божью волю, не позволившую ему издеваться над домом святой Екатерины». В другом донесении осведомителя говорилось, что 27 августа 1920 г. иеромонах, хороня врача Прохорова, сказал: «Счастлив ты, Петр Николаевич, что хоронят тебя не с пением безбожного „Интернационала“, а хоронит тебя Святая Церковь»[243].
На основании подобного материала было заведено дело и начал готовиться арест о. Нектария. 14 августа 1921 г. 7-е участковое пограничное особое отделение, рассмотрев обвинение иеромонаха в контрреволюционной деятельности, постановило, «принимая во внимание, что указанное преступление носит чисто местный характер, подсудный местным органам ЧК», направить дело в Ямбургское политбюро. Непосредственно поводом для ареста батюшки стало проведение им, несмотря на запрет властей, крестного хода в д. Жабино Горской волости Ямбургского уезда. 30 августа о. Нектарий отслужил по приглашению крестьян в деревенской часовне молебен по случаю праздника святых Флора и Лавра и затем по настоятельным просьбам верующих совершил крестный ход, хотя предупреждал прихожан, «что его могут посадить».
31 августа иеромонах Нектарий вернулся в Ямбург, а 1 сентября был арестован и в тот же день допрошен. Батюшка признал себя виновным лишь в нарушении данной ранее подписки не устраивать крестных ходов, подчеркнув, что «при этом же я никакого вреда для советской власти не сделал». Однако в заключении по делу, вынесенном 2 сентября уполномоченным Ямбургского политбюро Ю. Киннасом, настоятель собора был признан виновным в контрреволюционной агитации и назван «элементом вредным и опасным для пограничного уезда». Вывод уполномоченного звучал вполне типично для того времени: «Гражданин Трезвинский является, как человек, имеющий высшее образование, сознательным противником Советской власти». В результате б сентября о. Нектарий был переведен в Петроград в ведение губернской ЧК и помещен в Дом предварительного заключения на Шпалерной ул. Чекисты провели два допроса батюшки — 9 и 14 сентября, но добиться признания в проведении антисоветской агитации не смогли, при этом в графе «политические убеждения» о. Нектарий написал: «Националист-церковник»[244]. Следует упомянуть, что в биографических документах того времени возраст иеромонаха указан неверно: не 1889, а 1879 г. рождения, это изменение втайне от властей сделал делопроизводитель Лавры Якимов, с целью уберечь о. Нектария от мобилизации в тыловое ополчение.
Прихожане, успевшие за полтора года его служения в Ямбурге полюбить батюшку, не оставили о. Нектария в беде. Первыми — сразу же после ареста, ходатайство в его защиту написали около 60 крестьян д. Жабино, взяв на себя вину в проведении крестного хода вокруг деревни и поручившись за политическую благонадежность иеромонаха. Затем — 6 сентября — в ЧК поступило ходатайство об освобождении арестованного за подписью полутора сотен жителей Ямбурга, и, наконец, 16 сентября подобное прошение подали прихожане Екатерининского собора. В своем ходатайстве они отмечали: «Отец Трезвинский ничего не имеет, совершенный пролетарий, даже не имеет сапог, ходит босой, тем не менее, он не сребролюбец, он не берет деньги ни за какие требы, и с нас не требует никаких средств на его содержание; живет как птичка Божия, неизвестно чем питается».
Все эти ходатайства не помогли, в заключении органов следствия от 29 сентября говорилось о необходимости иеромонаха «как злостного агитатора, вредного для современного положения провинции, изъять, направив в концентрационный лагерь». 8 октября 1921 г. о. Нектарий был приговорен Президиумом Петроградской губернской ЧК к одному году принудительных работ с содержанием под стражей и в тот же день отправлен во 2-й лагерь принудработ в Петрограде[245].
Как и в первый раз, заключение оказалось недолгим. 3 декабря 1921 г. о. Нектарий был освобожден по амнистии (возможно, сыграли свою роль ходатайства прихожан) и вернулся в Александро-Невскую Лавру. В Ямбург советские власти его не пустили, и в начале февраля 1922 г. иеромонах уехал в Киев, где более полугода пребывал в Киево-Печерской Лавре. После начала обновленческого раскола, к осени 1922 г. о. Нектарий вернулся в Петроград, но к обновленцам не примкнул и около года оставался за штатом. Лишь один раз, в начале 1923 г., он совершил заупокойную литургию по блаженному Матвею Татомиру в Скорбященской надвратной церкви Лавры[246].
После воссоединения с Православной Церковью в ноябре 1923 г. уклонявшейся в обновленчество братии Александро-Невской Лавры, иеромонах Нектарий вновь стал насельником обители. Епископ Кронштадтский Венедикт (Плотников), ставший после ареста Владыки Мануила (Лемешевского) временно управляющим Ленинградской епархией, высоко оценил верность о. Нектария Православию и в феврале 1924 г. назначил его благочинным монастырей и монастырских подворий «северной столицы», возведя в сан архимандрита.
Почти весь 1924 г. — с февраля по декабрь — о. Нектарий также окормлял оставшееся в результате репрессий без руководителей Александро-Невское братство. В частности, профессор Н. А. Мещерский позднее вспоминал о событиях весны 1924 г.: «Второй раз я попал на братскую службу в Фомино воскресенье… На другой день хоронили мать Екатерину (Князеву)… Ее отпевали в Александро-Невской Лавре, в Федоровской церкви… Отпевал ее о. Нектарий (выпускник Киевской Духовной Академии, украинец в братии Александро-Невской Лавры), так как никого из братских отцов не было, и он окормлял братство»[247].
3/16 июня 1924 г. архим. Нектарий был хиротонисан в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры епископами Венедиктом (Плотниковым), Григорием (Лебедевым), Иннокентием (Тихоновым) и Кириллом (Васильевым) во епископа Велижского, викария Полоцко-Витебской епархии. Известный в городе на Неве прот. Александр Лебедев так описал в своих записях наречение будущего Владыки: «Преосв. Венедикт пригласил меня принять участие в наречении архим. Нектария… На кафедре поставлены два кресла и аналой перед кафедрой. Два иподиакона, два архим. (Николай и Антоний) с Евангелием, за ними преосв. Венедикт в малом облачении и преосв. Григорий в мантии и архидиакон. Царские врата затворяются. Иеромонах Виссарион с крестом и диакон со святой водой из боковых дверей. Протоиереи Богоявленский и Чуков, архимандриты Алексий и Серафим, которые и выводили архим. Нектария. Вначале, до наречения, пришел в алтарь Преосв. Кирилл Любанский и, наскоро надев архимандричью мантию, вышел для участия в наречении. Архим. Нектарий взял у Преосвященных благословение, потом архим. Алексей, получив благословение у Преосв. Венедикта, прочитал указ о назначении архим. Нектария епископом. Молебен по чину. После отпуста архим. Нектарий сказал прекрасное слово. Потом многолетия одному нареченному. После многолетия — ко кресту и св. воде. Народу было много»[248].
Патриарх Тихон назначил нового Владыку временно управляющим Полоцко-Витебской епархией, однако еп. Нектарий к месту служения допущен не был, так как власти взяли с него подписку о невыезде из Ленинграда. Проживая в этот период в «северной столице», епископ сблизился с группой «ревнителей церковного благочестия», наиболее непримиримо относившихся к обновленцам. Так, настоятель кафедрального собора Воскресения Христова прот. Василий Верюжский на допросе 1931 г. показал, что еп. Нектарий в 1924 г. присутствовал на устраиваемых ими чаепитиях. А положительно оценивавший тогда временное присоединение к Патриарху группировки «Живая церковь» прот. Николай Чуков в своем дневнике 4 июля 1924 г., с неодобрением записав о сопротивлении этому присоединению правой «феодоровской» группы в Москве, указал: «Есть такие „кафары“ и здесь — вроде еп. Нектария и группы около иг. Афанасии»[249].
В декабре 1924 г. Патриарх Тихон назначил Владыку Нектария епископом Иранским, викарием Вятской епархии. 6 декабря епископ участвовал в празднике св. кн. Александра Невского в Лавре и вскоре после этого — в начале января — выехал в г. Яранск. В то время там шла активная борьба с господствовавшими ранее обновленцами. В ноябре члены приходского совета кафедрального Успенского собора: купцы Михаил и Яков Чернышевы, церковный староста И. В. Охотников и бывший член 4-й Государственной Думы Н. И. Стародумов, — возглавив движение сопротивления раскольникам, смогли одержать первые победы. Согласно официальным советским документам, они, «называя себя примыкающими к тихоновской ориентации, грубо физической силой религиозной толпы этой же ориентации, разогнав в гор. Яранске так называемые обновленческие церковные советы, захватив [почти] все церкви под свое руководство, [6 ноября] послали к быв. Патриарху Тихону, в Москву, делегата — Чернышева». Первосвятитель принял под окормление храмы Яранска и, согласно переданной М. А. Чернышевым просьбе верующих дать им своего епископа, назначил в город Владыку Нектария[250].
С первых дней служения там епископ вел бескомпромиссную борьбу с обновленцами. С его приездом вновь перешел под окормление Патриарха Свято-Троицкий собор. Владыке активно помогал назначенный им своим секретарем настоятель кафедрального Успенского собора прот. Сергий Знаменский. Отец Сергий окончил
Казанскую Духовную Академию, в 1923 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности был приговорен Симбирским отделом ОГПУ к ссылке в Северо-Двинскую губернию, где находился до ноября 1924 г. Первое богослужение еп. Нектарий провел 19 января в праздник Крещения в Успенском соборе, тогда же он ввел поминовение Первосвятителя, как «Великого Господина нашего Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона». В церковных проповедях епископ призывал верующих не бояться ни мучений, ни гонений, ни пыток, а первую свою проповедь в Яранске, по некоторым сведениям, закончил словами: «Лучше старый строй с Богом, чем новый без Бога».
27 февраля 1925 г. прот. Сергий Знаменский рапортом доложил в Москву: «Ныне, под духовным водительством епископа Нектария она (Церковь) вся православная». Получив рапорт, Патриарх подчеркнул имена упоминавшихся в нем подвижников Православия и написал резолюцию: «14 марта 1925 г. указанным здесь лицам изъявляю благодарность и призываю на них Божие благословение». Эта надпись была сделана Патриархом Тихоном за три недели до его кончины.
Несмотря на противодействие местных властей, еп. Нектарий выезжал в окрестные села и подчинял себе расположенные там обновленческие церкви. В своих проповедях он говорил: «Духовенство сейчас гонимо, пришло время антихристово. Советская власть должна принести покаяние, прекратить репрессии и в корне изменить политику к Церкви»[251].
Когда епископ получил приглашение принять участие в подготовке к обновленческому собору 1925 г., он ответил посланием: «Богомерзкого обновленческого движения отрицаюся и анафематствую оное. Богомерзкий, разбойничий т. н. собор 1923 года в Москве со всеми его постановлениями анафематствую. Со всеми примкнувшими к сему обновленческому соблазну обещаюсь не имети канонического общения. Православные вятичи! Волк в овечьей шкуре, обновленец архиепископ Иосиф обратился к верующим… Блюдите, православные, како опасно ходите. Дние лукави суть». В том же послании еп. Нектарий называл обновленческое духовенство безблагодатным, их таинства — не имеющими силы, а евхаристию — несовершающейся (остаются простые хлеб и вино). Епископ горячо призывал верующих никоим образом не участвовать в обновленческом соборе 1925 г.[252]
С января 1925 г. Владыка окормлял более 40 «тихоновских» приходов. На допросе летом того же года он так описал посещение местного старца иеромонаха Матфея: «Перед отъездом из Яранска я пешком ходил в починок Ерши, который находится на расстоянии 35 верст от города. Там проживает иеромонах старец Матвей. Ходил для того, чтобы посмотреть, как он живет, и отдать ему свой долг».
Отец Матфей ранее был насельником местной Пророчицкой обители, а после ее закрытия в 1921 г. поселился в с. Ершово, где и скончался 18 мая 1927 г. Вокруг старца сплотились православные, не принявшие обновленчества. Поскольку раскольники в то время активно насаждали среди верующих свои взгляды, епископ Нектарий и отправился в Ершово за советом. Уже заполночь он подошел к маленькому домику, скрытому высоким кустарником. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», — произнес Владыка у двери. Из-за нее, словно бы епископа давно ждали, послышалось негромкое: «Аминь». Дверь открылась, и о. Матфей в полном монашеском облачении, смиренно испрашивая благословения, встретил Владыку. Подойдя к иконам, епископ осенил себя крестным знамением, а иеромонах тихо воспел: «Мученицы Твои, Господи, во страданиях своих венцы прияша нетленный…» От этих слов у ей. Нектария мороз пробежал по коже. Он не думал, что так скоро получит от старца ответ на все задуманные вопросы. Пением тропаря святым мученикам о. Матфей окончательно утвердил Яранского Владыку в мысли, что ради спасения Церкви и народа Божия ему следует принять венец мученичества. После беседы со старцем и исповеди он вернулся в Яранск[253].
В середине мая епископ ненадолго уезжал в Ленинград, произнеся перед отъездом особенно резкую в отношении обновленцев проповедь. Вскоре после возвращения в Яранск, 25 мая 1925 г., ей. Нектарий был арестован органами ГПУ и заключен в Вятский изолятор специального назначения. Первоначальные конкретные обвинения звучали следующим образом: «Трезвинский все выступления публичные с проповедями религиозными облекал в форму критики советской власти, РКП и всего существующего рабоче-крестьянского строя. 1) Считал в проповедях современное положение временным, предшествующим „страшному суду“, а потому призывал всех не бояться ни мучений, ни гонений, ни пыток со стороны неверующих. 2) Обновленческих епископов провозглашал ставленниками советской власти — еретиками и прохвостами, т. к. они работают в контакте с советской властью. 3) Агитировал, что он не боится ни тюрьмы, ни ссылки и не желает подделываться под новый лад, останется верен Тихону и твердо будет стоять за старый стиль, а потому предложил всем нынешнюю Пасху не праздновать с жидами. 4) Агитировал о том, сколько тихоновских пастырей в ссылках, в тюрьмах за то, что они придерживаются старого и не являются обновленцами, а советская власть последних поддерживает. 5) Агитировал, что лучше старый строй с Богом, чем новый без Бога. 6) В день 8 марта агитировал, что „мы знаем — наши враги следят за нами, так давайте соберемся и торжественным ходом пойдем по улицам, не боясь их, проклятие тем, кто усомнится, не будет нам верить, что мы — служители Бога“. 7) Агитировал о том, что советская школа портит детей, а власть и коммунисты силою оружия хотят задушить религию, а потому призывал народ к твердости, стойкости и отпору врагам из неверующих. 8) На одном из богослужений публично заявил: „Ко мне была делегация, в числе которой почетный старожил, бывший член 4 Государственной Думы (монархист), с предупреждением, даже с угрозой, не трогать в речах власть, но я беспощаден и никаких уступок“. 9) Пытался анафематствовать всех неверующих с разрешения бывш. патриарха Тихона»[254].