При этом ей. Павел вплоть до весны 1928 г. продолжал считать митр. Агафангела законным претендентом на управление Русской Церковью. Так, в феврале 1928 г. в одном из своих обращений к верующим епископ писал: «Мы лично смотрели и в настоящее время смотрим на митрополита Сергия только как на захватчика высшей церковной власти, которая по праву должна принадлежать митрополиту Агафангелу… Допустим, что он [митр. Сергий], во имя долга, принял от митрополита Петра временное заместительство… Но что же скажет он в оправдание своего поведения со времени возвращения законного Местоблюстителя Патриаршего престола митр. Агафангела? Не он ли прилагал все меры к тому, чтобы лишить того возможности стать во главе управления? Не он ли отдал его под суд епископов за одну только попытку осуществить свое право, несмотря на определенно выраженную волю митрополита Петра, чтобы возглавил Русскую Церковь именно митрополит Агафангел? Не он ли одно время готов был судить самого Местоблюстителя митрополита Петра за признание им митрополита Агафангела, а в другое — сам закрепляет свое положение его действительным или измышленным Пермским посланием[301]. Поистине можно сказать, что если бы все православные иерархи знали все то, что было содеяно митрополитом Сергием за это время (за время борьбы его за власть с митрополитом Агафангелом), то ему не пришлось бы теперь нести того тяжелого креста, о котором он пишет в своем послании»[302].

Уверенность ей. Павла в своей правоте поддерживалась его перепиской с Владыкой Агафангелом. Так, в конце 1926-начале 1927 гг. епископу стало известно, что «м. Агафангел не признает за м. Сергием канонических прав на управление Церковью, и если он сам не вступает в управление, то делает это потому только, что епископат стоит на стороне Сергия. При изменившихся условиях он не откажется возглавить Церковь»[303]. В дальнейшем ей. Павел признавал главой Русской Церкви (как и другие иосифляне) митр. Петра (Полянского), и никакое давление властей не смогло заставить его отступить с этой позиции. Следует упомянуть, что в начале 1927 г. на епископа было совершено покушение, неизвестное лицо стреляло в него, но промахнулось.

Появление Декларации Заместителя Местоблюстителя и Временного Священного Синода от 29 июля 1927 г. ей. Павел встретил резко отрицательно. На допросе 3 февраля 1932 г. он говорил: «Я думаю, что много жертв среди противников м. Сергия вызвала его Декларация, в которой он определенно называет контрреволюционерами тех иерархов и священников, которые откажутся принять ее; между тем честный иерарх и священник отвергают ее, как позорный для церкви документ, в котором м. Сергий и его Синод выдают от лица всей православной церкви ложь за истину. Мы видим в декларации Сергиевского Синода двусмысленные выражения, которые при желании, в зависимости от такого или иного состава слушателей, могут быть истолкованы различно. Так это и делается, когда сторонники м. Сергия указывают на психологию и нравственную невозможность православному иерарху радоваться некоторым, в последнее время весьма значительным успехам церковных противников в борьбе с религией. В таких случаях обыкновенно начинают говорить не о Советском Союзе, а о „родине“, детски не понимая [будто бы] различия в этих понятиях».

Сразу же после выхода Декларации ей. Павел начал в беседах с верующими критиковать ее содержание. На этот раз он оказался не одинок среди харьковского епископата. На допросе 24 января 1931 г. К. Т. Бублик, с 1922 г. проповедовавший по селам с благословения о. Николая Загоровского, показал: «Епископы Павел (Кратиров), Аркадий (Остальский), Максим (Руберовский) и другие говорили мне и другим верующим о том, что Декларация Сергия неправильная, т. к. Сергий продался Советской власти и ведет Церковь к гибели, что он подчинил Церковь власти. Церковь же, по их словам, должна быть свободной и не идти ни за какой властью, т. к. власть Советская может перемениться. Они говорили: не бойтесь убивающих вас; тело убьют, душу не убьют, держитесь истины…»[304]

Однако и здесь ей. Павел пошел дальше, чем разделявшие в тот момент его взгляды местные архиереи. Они остались «непоминающими» и не отделились от митр. Сергия. Владыка Павел, поддерживаемый рядом священников, поступил иначе. Осенью 1927 г., одним из первых, бывший ученик епископа по семинарии Райгородский благочинный прот. Антоний Попов стал просить его, чтобы Владыка «сделал акт выступления против Сергия, уверяя, что весь его округ последует» за ним. Однако ей. Павел посчитал необходимым сначала заручиться поддержкой митр. Агафангела. В связи с запрещением покидать Харьков епископ в октябре 1927 г. попросил отвезти письмо в Ярославль свою квартирную хозяйку, духовную дочь П. Е. Черниговскую, и остался «вполне удовлетворен» ответом, так как митр. Агафангел в то время «справедливо считал м. Сергия узурпатором церковной власти». Митрополит на словах подтвердил правильность взглядов Владыки Павла на деятельность Заместителя Местоблюстителя.

Увидев поддержку своим действиям, ей. Павел в апреле 1928 г. отослал митр. Сергию официальное заявление об отделении от него. В том же месяце епископ был запрещен в священнослужении постановлением Временного Священного Синода и Заместителя Местоблюстителя. Владыка Павел тут же написал развернутый ответ, почему он не подчинился этому постановлению, а несколько позднее, в июне, обращение к гражданским властям, в котором объяснял причины непризнания как григорианского ВВЦС, так и митр. Сергия. В апреле ей. Павел вновь направил П. Е. Черниговскую к митр. Агафангелу с письмом, где просил митрополита «разрешить возглавиться его именем». Однако Владыка Агафангел отказал и, по свидетельству Черниговской, «предложил признавать митр. Петра Крутицкого». С этого времени ей. Павел вновь стал поминать митрополита Петра в качестве главы Церкви[305].

Епископ Старобельский выступил прежде всего как сильный идейный оппонент митр. Сергия. Он стал автором трех широко разошедшихся по стране произведений. Первое из них было написано в феврале 1928 г. и называлось «Наши критические замечания по поводу второго послания митрополита Сергия». Владыка Павел указывал, что Нижегородский митрополит открыто боролся за власть в Церкви, получив же ее, самовольно вступил на новый курс и, призывая всех к миру, начал налагать на несогласных с ним церковные прещения. «Если бы митрополит Сергий действительно желал до Собора сохранить „единство Духа в союзе мира“, „чтобы не разрывать хитона Христова“, как он выражается, то, оказавшись всякими неправдами и правдами во главе церковного управления, он не пугал бы напрасно церковными канонами не признающих его, как это делает он все время с большим усердием; не налагал бы единолично запрещений на десятки несогласных с ним епископов, а с должным смирением, поставивши собственную каноничность под знаком вопроса „в единстве Духа и в союзе мира“, ожидал бы будущего Собора, который разобрался бы в том, кто прав и кто виноват в церковных смутах, и каждому воздаст по делам его». Еп. Павел призвал митр. Сергия раскаяться: «Мы же горячо убеждаем его самого принести, во имя блага Церкви, в жертву свое самолюбие и властолюбие, которыми он до сих пор руководился больше, чем боголюбием, и снова чистосердечно покаяться во всех своих церковных прегрешениях, а управление Церковью предоставить тому, у кого оно было им отнято»[306].

В мае 1928 г. еп. Старобельский написал открытое письмо «О модернизированной Церкви, или о Сергиевском православии» неизвестному «брату о Христе», в котором доказывал, что Декларация затрагивает саму суть православно-церковного вероучения: «Ведь митр. Сергий вводит в церковное богослужение неслыханную в истории Церкви ересь модернизированного богоотступничества, естественным последствием которой явились церковная смута и раскол. Митр. Сергий своей суемудреной и злочестивой Декларацией и последующей антицерковной работой создал новый обновленческий раскол или сергиевское обновление… Тем, кто поплелся за митр. Сергием, возвращение на путь истины — задача трудная, сопряженная с немалыми скорбями и лишениями. Но я, грешный, вижу все и живу надеждой на Бога, Милующего, Умудряющего и Укрепляющего немощных»[307].

Еще одно послание, «Первое письмо епископа», от 3/16 апреля 1928 г., судя по ряду признаков, несомненно, принадлежало перу Владыки Павла. Оно обращено к безымянному иерарху, поддерживавшему митр. Сергия. Автор говорил о том, что не надо опасаться разделений в церковной среде, и, напротив, приветствовал протест «грязной работе митрополита Сергия». В послании утверждалось, что «Церковь Христова — это не что иное, как Царство Божие, а оно, по словам Спасителя, внутри нас. Неужели же это Царство Божие внутри нас нуждается во всей этой мерзостной системе, которую допускает митрополит Сергий во взаимоотношениях со внешними? Неужели же из-за сохранения церковно-хозяйственного имущества (храмы, здания, утварь), канцелярии и ее принадлежности можно продать Христа и Царство Божие? Сергиевская Церковь, подобно обновленческой, теперь свирепствует, господствует, запрещает, высылает и через это являет себя цезаро-папистской организацией в самом гнуснейшем смысле слова. А посему я ухожу в пустыню, в той надежде, что в данное время только пустынная, лягальная (от слова „лягать“, то есть поносимая) Церковь может указывать тот истинный путь к вечному спасению, по которому должно идти христианину… Легализация Церкви Христовой или Царства Божия в наших условиях равно, что говорить о круглом квадрате или о темном свете, горячем льде и т. п. По всему видно, что из пустыни мне уже не выбраться пока, да и я сам спешу туда, чтобы укрыться там, пока пройдет гнев Божий. Скорблю только о том, что среди архипастырей Русской Церкви нашлось немало последователей практически-смрадного Сергиевского блудословия. Прости и молись за меня и покайся, пока не поздно. Позже тебе уже не удастся выскочить, сам знаешь почему»[308].

Всего еп. Павел написал, по его словам, четыре послания — «рассуждения» на тему, кто должен управлять Русской Церковью, два обращения к советской власти и письмо Старобельским благочинным в ответ на их коллективное обращение с упреком о непризнании митр. Сергия. Со всеми своими сочинениями Владыка знакомил священников и мирян.

От известного харьковского протоиерея иосифлянина Николая Загоровского, проживавшего в тот период в Ленинграде, еп. Павел узнал о еп. Димитрии (Любимове) и в июне 1928 г. отправил ему письмо с сообщением, что еще в 1926 г. вышел из ведения митр. Сергия, и с просьбой принять его в молитвенное общение. Владыка Димитрий запросил соответствующие документы и объяснения и после их получения прислал благожелательный ответ с предложением еп. Павлу окормлять ближайшие истинно — православные общины. С этого времени между архиереями установилась переписка. Например, летом 1928 г. еп. Старобельский в одном из своих писем просил разъяснений и руководящих указаний по поводу следующих вопросов: как относиться к запрещениям, наложенным митр. Сергием, существуют ли планы организовать новое церковное управление и легализовать его перед гражданской властью. В письме также подчеркивалось: «Не поставлены ли мы долгом своего служения пастырского в необходимость препятствовать на каждом шагу существующей власти в ее работе? Разве можем мы одобрять безбожное воспитание в современных школах? Разве допустима классовая борьба и даже угнетение одного класса другим?.. Не более ли достойно нашего великого служения прямо и откровенно засвидетельствовать власти, что пути наши идут в разных направлениях и что мы можем говорить только о своем желании быть лояльными, но делами своими свидетельствовать свою лояльность не можем?»[309]

Из Ленинграда к еп. Павлу приезжали с посланиями игум. Клавдий (Савинский), монахиня Раздобаровского монастыря Антония и сын настоятеля собора Воскресения Христова (Спаса на Крови) инженер Илья Верюжский, в 1929–1930 гг. работавший в Харькове.

Старобельский епископ обращался к еп. Димитрию за святым миром, антиминсами, посылал к нему несколько раз представителей своей паствы для совершения хиротоний.

С лета 1928 г. еп. Павел начал вполне легальную деятельность в качестве правящего истинно-православного архиерея. Владыку вызвали в Харьковское ГПУ, спросили об отношении к Декларации митр. Сергия и разрешили делать выезды для служения в храмах, которые к нему присоединятся. Власти до определенных пределов пытались поощрять или не мешать любым формам расколов и разъединений, ослаблявших Русскую Церковь.

К этому моменту в качестве иосифлянского Экзарха Украины уже действовал еп. Алексий (Буй). С 18 марта 1928 г. он окормлял приходы в Харьковском, Полтавском, Купянском, Сумском и Изюмском округах, переданные ему еп. Майкопским Варлаамом (Лазаренко). Еп. Алексий настороженно относился к еп. Павлу из-за того, что тот отошел от митр. Сергия задолго до появления Истинно-Православной Церкви. Отношения между ними попытался урегулировать еп. Димитрий. Характерно, что в сентябре 1928 г. в Ленинграде Гдовский епископ в беседе с представителем «буевцев» священником Н. Степановым категорически опроверг слухи о «неправославности» еп. Павла и заявил, что тот «по-настоящему православный и подлинный» иосифлянин. Еп. Димитрий отправил Владыке Алексию письмо с советом передать окормляемые им приходы в Харьковской епархии новому иосифлянскому архиерею. Еп. Алексий дал свое принципиальное согласие, но с условием учета желаний самих приходов (в результате состоялся переход только одной общины в Красном Лимане). Он отправил еп. Павлу три записки, и, в январе 1929 г., телеграмму с указанием срочно приехать для встречи и урегулирования неотложных вопросов в Елец. Начальственный тон этих посланий не понравился еп. Павлу, лишь позднее узнавшему, что еп. Алексий имел полномочия Экзарха, и он отказался отправиться в Елец, настаивая на приезде представителей управляющего Воронежской епархии в Харьков. Эти настороженные отношения порой влияли и на позицию «буевских» украинских общин, в частности, тех, которые возглавлял в Изюмском окр. благочинный прот. Григорий Попов.

Так, когда настоятель окормляемого еп. Павлом храма в с. Петровском о. Иоанн Лисицкий приехал на праздник в с. Карповку, ему не позволили служить в местной «буевской» церкви[310]. За короткий срок — лето 1928 г. — к еп. Павлу перешло около 20 сергианских общин. Первым был приход церкви в Дергачах, затем храмов в Золочеве, Балаклее, четырех сел Богодуховского района, двух сел Ах-тырского района (Сумской епархии) и т. д. Своим Владыкой ей. Павла признали и четыре сельских прихода Екатеринославской (Днепропетровской) епархии. От всех общин он требовал законно принятого постановления о присоединении к нему.

Затем к ей. Павлу обратился Райгородский благочинный, прот. Антоний Попов, с предложением перейти к нему со всеми приходами своего округа. В конце июля-начале августа Владыка Павел служил в храмах Изюмского окр. В частности, в церкви с. Петровское он отслужил всенощную, литургию и произнес проповедь «против безбожников, в защиту бытия Божия и объяснил причины отхода от митрополита Сергия». После жалобы сергианского ей. Константина (Дьякова) ей. Павел был вызван в Изюмское отделение ГПУ. Там ему «поставили на вид, что он заехал в епархию епископа Константина», хотя Владыка и отрицал это. Затем последовал вызов в Харьковское ГПУ с требованием предоставить переписку с Заместителем Местоблюстителя митр. Сергием. В Харьковском ГПУ от епископа потребовали перестать возносить имя Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра (Полянского). После его отказа последовал запрет административных органов на дальние поездки и дальнейшее присоединение приходов. Еп. Павел подчинился и ответил при встрече прот. Антонию Попову, что больше общин не принимает. Однако последний все же прислал Владыке постановления своего и соседнего прихода о присоединении к нему. Прот. Антоний Попов оказался в критическом положении, так как к ей. Алексию (Бую) идти не хотел, а митр. Агафангел (Преображенский) на запрос ответил, что вновь вошел в общение с митр. Сергием. Вскоре о. Антоний был арестован и сослан в Бийск. Подобные репрессии были не единичны. Так, прот. Петропавлов из Екатеринославской епархии лишился храма и был арестован после подачи заявления сергианскому епископу Августину (Вербицкому) о переходе к ей. Павлу.

В конце сентября 1928 г. ей. Павла вновь вызвали в ГПУ и позволили дальние поездки, каждый раз с особого разрешения. 14 января 1929 г. епископ совершил в Успенской церкви г. Золочева первую хиротонию — рукоположил бывшего насельника Киево-Печерской Лавры иеродиакона Аполлония (Канонского) во иеромонаха по просьбе киевских иосифлян. Именно о. Аполлоний передал Владыке «Окружное послание председателя Православного Русского Синода за границей митрополита Антония» от 22 июня/5 июля 1928 г. и «Определение Архиерейского Синода

Русской Православной Церкви за границей об указе митрополита Сергия и послании митрополита Евлогия», ставшие позднее важной уликой для ОГПУ по делу еп. Павла. Сам о. Аполлоний был арестован и осужден вскоре после возвращения в Киев как раз за распространение там подобных документов.

Вскоре после первой хиротонии Владыка рукоположил во диакона псаломщика Золочевской церкви Михаила Лебединца, затем направил к архиеп. Димитрию в Ленинград иеродиаконов Агапита и Савву из с. Гавриловка с письмом и просьбой прислать с ними ев. миро и антиминсы (посланцы привезли два антиминса, несколько частиц мощей и ев. миро). Иеродиакона Агапита (Жиденко) еп. Павел после возвращения рукоположил во иеромонаха.