– Очень долгое время это вызывало у меня отвращение, – произнес он наконец, – поэтому я удалился от света. Когда-то я любил его легкомыслие, любил карты, выпивку, флирт. Но потом… я обнаружил, что мне претят и эти глупости, и нелепые правила, по которым мы должны жить. Будто они имеют какое-то значение после… после всего случившегося там. После того как мы потеряли столько людей. – Он показал на капитана Хинсли, кружившегося в танце. – Хинсли – храбрейший человек из всех, кого я знаю. Я участвовал лишь в Ста днях, а он провел на континенте годы, но именно он помог мне сохранить душевное здоровье, когда мы вернулись в Англию. Однако в бальном зале, похоже, все это не имеет значения, здесь жизнь моего друга определяется не его достоинствами, а наличием или отсутствием у него богатства.

– Несправедливо, – согласилась Китти.

Как просто было бы сейчас указать собеседнику на его лицемерие – посочувствовал безденежью Хинсли, тогда как по отношению к ней такого сочувствия не проявил. Но Китти предпочла этого не делать. Она вдруг поняла, что ее уже не заботит, кто наберет больше очков – она или Рэдклифф.

– Вы сказали про отвращение… Это чувство осталось? – спросила она.

– В меньшей степени, чем мне думалось, – признался он. – Раньше я не понимал, насколько скучаю по семье, насколько серьезно ей пренебрегаю, держась вдалеке. И могу сознаться, я с интересом наблюдал, как вы громите высший свет. Увлекательное зрелище. Волк в овечьей шкуре.

Они повернулись друг к другу, их глаза больше не изучали портрет. Увидев, как приподнимаются уголки губ собеседника, Китти почувствовала, что ее губы отвечают тем же. Вновь, как в первую их встречу, ее поразило, как преображается его лицо, когда он улыбается.

– Так вот почему вы согласились мне помочь? – поддела она. – Ради увлекательного зрелища?

– Сомневаюсь, что в данном случае уместно слово «согласился», – мгновенно парировал он, искренне широко улыбаясь. – Меня принудили, меня шантажировали. У меня не было иного выбора.

Она тихо рассмеялась. Память моментально переписала эту часть их общей истории, превратив ее в череду забавных событий, в которых не было ничего скандального или тягостного, как если бы между ними и не возникало никакого разлада, даже на секунду.

– Был у вас выбор, – возразила она, легонько стукнув его по руке сложенным веером.

– В этом я не уверен.

Слова, которые он собирался произнести беспечным тоном (Китти была в этом убеждена), прозвучали серьезно, и судя по удивлению во взоре Рэдклиффа, он тоже подобного не ожидал. Долгое задумчивое мгновение они вглядывались друг в друга – серые глаза столкнулись с карими, карие ответили тем же. А потом Рэдклифф прочистил горло, чем разрушил напряжение. Китти торопливо отпила из стакана с лимонадом.

– Вы будете рады услышать, что мистер Пембертон действительно так состоятелен, как о нем говорят, – сообщил он после недолгой паузы.

– Правда? – откликнулась она, старательно изображая восторг. – Могу я поинтересоваться источниками ваших сведений?

– Управляющий его финансами, его лакей, его портной. Он всегда в срок оплачивает счета, слуги не сообщают о задержках жалованья, а управляющий финансами – после второй-третьей кружки пива – похваляется весьма удачными вложениями. Ваш Пембертон чист как стеклышко со своими восемью тысячами в год. Все это выяснил мой грум Лоуренс – он опытный шпион.

– Хорошие новости, – медленно произнесла Китти.

И это было правдой, впрочем обрадовавшей ее совсем не так, как она ожидала.

– Теперь вам стало понятнее, в каком направлении двигаться? – спросил он.

– Почти. Последнее препятствие – сомнения Пембертона насчет добротности моего происхождения. Но надеюсь, вскоре останется лишь один вопрос – где и каким образом он сделает предложение.

– Только это? – осведомился Рэдклифф. – Неужели вы позволите Пембертону самостоятельно решить, что именно он вам скажет?