– С чего бы вы хотели начать, мама? – спросил он. – С работы мистера Уорда «Портрет миссис Гулливер в 104 года»? Или «Интерьер церкви» мистера Ходжсона повеселее?

Ответом на его вопросы было ледяное молчание, отчетливо свидетельствующее о том, что леди Рэдклифф недовольна старшим сыном, возможно, даже раздражена вдвойне тем обстоятельством, что по его милости вынуждена провести скучное утро теперь, когда истинная цель поездки не достигнута. Он испытал облегчение, заслышав в следующем зале, как кто-то позвал их по именам. Обернувшись, они увидели миссис Кендалл, призывающую их жестами, а рядом с ней мисс Тэлбот, леди Монтегю и мистера Флетчера – все они, за исключением мисс Сесили, окончательно забыли о картинах.

– Какая жара, поверить не могу, что сейчас только май! – вместо приветствия заявила леди Монтегю, яростно обмахиваясь веером. – Я бы не пришла, если бы знала, что здесь будет так душно. Хотя, разумеется, – добавила она торопливо, – увидеть «Дордрехт» Тёрнера обязан каждый.

Появился Пембертон, сжимая в руках стаканы, которые он с гордостью протянул мисс Тэлбот и ее тете. Он заметно приуныл, обнаружив, что к честной компании присоединился Рэдклифф. Тот сообразил, что наверняка остается на плохом счету у Пембертона после стычки в «Таттерсоллс». Графу казалось, что это случилось уже очень давно, однако Пембертон, судя по его возмущенной физиономии, придерживался иного мнения. Боже милосердный, неужели мисс Тэлбот действительно собирается замуж за этого паяца?

– Я слышал, – объявил Пембертон, справившись с раздражением, – что герцог Веллингтон вернулся в Лондон. Как думаете, он посетит «Олмакс» на этой неделе?

– Веллингтону всегда нравились танцы, – не подумав, сообщил Рэдклифф, и в качестве наказания за эту неосторожность взоры присутствующих обратились на него.

Пембертон глянул волком, решив, что его пытаются затмить.

– Вы хорошо с ним знакомы? – угрюмо осведомился он.

– Немного, – коротко ответил Рэдклифф, надеясь, что на этом тема будет исчерпана.

Пембертон смерил его взглядом, неприязнь к графу боролась в нем со страстным желанием поговорить о наполеоновских войнах, в чем он почитал себя большим знатоком. Предсказуемо победило второе.

– Сам я, – заявил он скромно, – изучил кампании Веллингтона во всех подробностях. Битва при Ватерлоо – предмет моего особенно пристального интереса.

– Вот как? – улыбнулся с едва заметной издевкой Рэдклифф.

И что за выражение мелькнуло на лице мисс Тэлбот – неужели отвращение и стыд?

– У той битвы были свои недостатки, – доверительно сообщил Пембертон. – Я убежден, Веллингтон первым признал бы допущенные ошибки. Право, достаточно обратить внимание на использование конницы…

Становилось все более очевидным – причем без малейших сомнений, – что Пембертон вознамерился прочитать лекцию о Ватерлоо. Это было настолько нелепо, что Рэдклифф нашел потуги глупца почти забавными. Почти. Но когда Пембертон начал в томительных подробностях перечислять, как, по его мнению, следовало лучше сражаться в битве, смешливое настроение Рэдклиффа испарилось, на смену ему пришел нарастающий гнев.

– Несомненно, будь я на месте Веллингтона, я бы…

– Хотелось бы мне знать… – попыталась перебить мисс Тэлбот, но тщетно.

Пембертон, разошедшийся не на шутку, повысил голос, чтобы ее заглушить:

– …но вдумайтесь, вот что происходит, когда рекруты из низших слоев настолько не дисциплинированны…

От самомнения, невежества, вящей напыщенности этого человека захватывало дух. Как он смеет говорить о дисциплине, как смеет пренебрежительно отзываться о тех, с кем Рэдклифф сражался плечом к плечу, словно низкое происхождение хоть на йоту приуменьшало храбрость, проявленную на кровавом поле сражения при Ватерлоо! Рэдклифф ощутил легкий зуд в пальцах левой руки.