— Обратились, но ты же знаешь, что они не будут искать его так, как буду искать его я.
— Почему именно ты? — протестуя, воскликнула Наташа.
— Он мой друг.
— Он наркоман, он пытался подсадить на наркоту моего брата.
— Ты сказала, что мы не будем больше из-за этого ругаться.
— А ты обещал, что оставишь его в покое! — в сердцах прокричала Наташа и испуганно посмотрела по сторонам, проверяя, не привлекла ли она слишком много внимания к себе, — Но вот он ты, стараешься найти его и спасти, опять. А он где-то плюет на твою заботу, опять. Оставь его одного.
— Его родители беспокоятся. Я его единственный друг, — отчаянно пытался объяснить Женя.
— Интересно, почему, — злобно проворчала Наташа.
— Я не могу его оставить, — вполголоса проговорил Страхов и умоляюще взглянул на нее.
Наташа не сжалилась над ним, а продолжила еще с большим напором:
— Но он может тебя оставить. Слушай, так не пойдет. Ты все время кого-то спасаешь. В ущерб себе. И так будет всегда, потому что мир такой — он всегда нуждается в помощи, в спасении. Всегда найдется что-то или кто-то, кого ты поставишь выше себя, меня, ребенка.
— Ребенка? — вздрогнув и округлив глаза, переспросил Женя.
Наташа вздохнула и, закрыв руками глаза, прошептала:
— Я не хотела так говорить. Я думала, что сегодня будет праздник…
— У нас будет ребенок? — ошеломленно проговорил он, впившись глазами в Наташу.
— Да, — кивнула она и, выйдя из-за стола, сказала, — Спасибо за вечер. И пока все это не изменится, и я не буду знать, что между миром и семьей ты выберешь семью, я говорю тебе нет, — она кинула взгляд на сжатую в руке Жени красную коробку, — Я не выйду за тебя замуж.
— Наташа, стой, — прокричал Страхов, бросившись следом за Наташей, но она не остановилась и даже не обернулась, и он решил дать ей уехать туда, куда она хочет уехать.
Страхов вернулся домой один, спрятав в кармане пиджака коробочку с обручальным кольцом. Он включил всех во всей квартире, чтобы не чувствовать себя одиноким, вышел на балкон и достал из-под подоконника давно забытую Вовой пачку сигарет. Он повертел в руке картонную коробку в бесцветной пленке и посмотрел вниз, услышав женские крики, доносящиеся из стоящего рядом общежития. На крыльце стояли две женщины и о чем-то громко спорили, а рядом на каменных ступеньках лежал пьяный мужчина в зимнем рваном пальто из шерсти, которое было ему велико. Они невнятно выкрикивали слова, призванные оскорбить достоинство собеседника, и лихо размахивали руками. В какой-то момент одна из женщин, потолще и пониже, бросила на землю тяжелую клетчатую сумку, которая висела на ее плече, и, в одно резкое движение допрыгнув до соперницы, схватила ее за волосы. Та оглушительно завизжала и стала бить кулаками по животу дамы с сумками. Прохожие с осуждением косили взгляды на странную драку, но не вмешивались. В тот момент, когда женщина потоньше свалила с ног другую и стала душить её, раздался глухой стон из уст проснувшегося пьяницы, и тут же обе женщины, напрочь позабыв свою вражду, подскочили к нему и, дружно подхватив его за руки, потащили в дом.
Страхов досмотрел представление до конца и, закрывая окно, вспомнил, как чуть меньше года назад поздним вечером на пороге его дома возник Измайлов, в грязной одежде и с окровавленным лицом. Он умылся, переоделся в чистую одежду, которую Наташа достала ему из гардероба Страхова, и вышел на балкон подышать свежим летним воздухом. Внизу стояла компания немолодых мужчин и женщин, которые вели возвышенную светскую беседу.
— «И ложью лиц прикроем ложь сердец», — сквозь зубы процедил Вова и презрительно проговорил, — Ненавижу я всех этих лицемеров. Доброго дня, доброго дня. За любую ошибку съедят со всеми потрохами.