На юге Сибири, у бурят, всякий может сделаться шаманом, но обыкновенно шаманским занятиям предаются люди, принадлежащие шаманскому роду, имеющие в числе своих предков со стороны отца или матери лиц, носивших это звание. Кроме того, бывают шаманы, избранные особым образом самими богами; если кто-нибудь убит громом, то на подобный случай смотрят как на прямое выражение воли богов, указывающих этим путем на избранный ими род, убитого считают шаманом и хоронят по шаманскому обряду, а ближайший его родственник, получив шаманское происхождение, может претендовать на звание кудесника. Падающие с неба камни могут также доставить буряту шаманскую силу. Рассказывают, что один человек выпил тарасун, которым обмывали подобный камень, и сделался впоследствии шаманом. Случайные шаманы бывают часто люди малоспособные, сделавшиеся заклинателями в пожилом возрасте, и ими, по их невежеству, руководят назначенные с этой целью опытные, знающие обряды и молитвы старики. Но обыкновенно покойные предки-шаманы из живых родственников избирают мальчика и передают ему свое звание. Такой избранник отличается особыми признаками; он часто бывает задумчив, любит уединение, видит вещие сны, подвергается по временам припадкам, причем впадает в бесчувственное состояние. По верованиям бурят душа мальчика находится тогда у духов в обучении, если он должен сделаться белым шаманом, то у западных, и у восточных, если кандидат принадлежит к роду черных шаманов. Живя во дворцах богов, душа, под руководством умерших шаманов, изучает все тайны шаманского знания; она запоминает названия богов, их местопребывание, обряды для их чествования и имена духов, подчиненных этим великим богам. По выдерживании испытания душа возвращается в свое тело. С годами особое настроение еще более развивается, молодой человек начинает приходить в экстаз, сны и обмороки становятся чаще, он видит духов, ведет жизнь беспокойную, странствует по улусам, пытается камлать. Особенно усиленно предается он шаманским упражнениям в уединении, где-нибудь в лесу или на горе у разведенного костра. Он призывает богов неестественным голосом, шаманит и часто доходит до обморока. Для защиты от всякого вреда за ним издали следят.

Пока будущий посредник между людьми и богами подготовляется к своим новым обязанностям, родители или родственники приглашают на помощь искусного шамана, призывают богов и приносят им жертвы с просьбой помочь их близкому удачно пройти искус. Если будущий шаман принадлежит к бедной семье, то все общество помогает приобретать жертвенных животных и предметы, необходимые для обрядов. Подготовительный период продолжается несколько лет; срок его более скорого окончания зависит от способностей молодого человека. Обыкновенно шаманом избранник делается не моложе двадцати лет. Для достижения этого звания кандидат должен подвергнуться особому обряду, известному под названием теломытия. Одного теломытия недостаточно для приобретения всех шаманских прав; число посвящений бывает от трех до девяти, но большинство шаманов удовлетворяются одним или двумя; некоторые даже совсем не совершают над собой этого обряда, опасаясь громадной ответственности, так как боги к посвященным шаманам относятся с особенной строгостью и сурово карают смертью каждую важную ошибку. Обряду первого посвящения предшествует так называемое водяное очищение. Для его совершения выбирают опытного заклинателя, получающего наименование отца-шамана, и девять молодых людей, его помощников, называемых его сыновьями. Вода для омовения должна быть ключевая; иногда ее берут из трех ключей. Отправляются за водой утром в день совершения обряда и, взяв с собою тарасун, делают возлияния духам – хозяину и хозяйке ключа. На обратном пути вырывают с корнем молодые березовые, вышедшие из семян, побеги, связывают в веники и отвозят в юрту посвящаемого. Воду согревают в котле на очаге и бросают в нее верес, богородичную траву и пихтовую кору для очищения. Потом у приготовленного заранее козла срезают немного шерсти с ушей, по кусочку от каждого копыта и от рогов, и все это бросают в котел. Затем козла колют так, что капли крови стекают в воду, которая делается тогда пригодной для обряда. Мясо отдают женщинам, и те варят его и едят. Отец шаман гадает сначала на бараньей лопатке, затем призывает шаманов – предков посвящаемого и приносит в жертву вино и тарасун; после жертвы погружает березовые веники в воду и бьет будущего провидца по обнаженной спине; то же делают и сыновья шамана и при этом приговаривают: «Когда бедный человек будет звать тебя, не требуй от него много за труды и бери, что дадут. Всегда должен заботиться о бедных, помогать им и умаливать богов о заступничестве от злых духов и их власти. Если позовет тебя богатый человек, то поезжай к нему на быке и не требуй много за труды. Если позовут вместе богатый и бедный, то иди сперва к бедному, а потом к богатому». Посвящаемый обязуется исполнять эти предписания и повторяет за шаманом слова молитвы. По окончании омовения брызгают тарасун духам-покровителям, чем и заканчивается обряд. Водяное очищение совершается шаманом впоследствии довольно часто, раз в год обязательно, но иногда ежемесячно в новолуние, а также в особых случаях, если шаман чувствует себя чем-нибудь оскверненным, например, через прикосновение к нечистым предметам; когда осквернение чрезвычайно важно, то очищение производится кровяное. Очищает себя шаман и в случае чьей-либо смерти в улусе. Несколько времени спустя после обряда очищения совершается первое посвящение хэрэгэ-хулхэ, причем общество несет различные значительные расходы, покрываемые сборами, добровольными пожертвованиями, складчиной. Выбирают вновь отца-шамана и девять сыновей, и обряд посвящения начинается тем, что новый шаман в сопровождении руководителя и его девяти помощников, все верхами отправляются по знакомым для сбора пожертвований. Перед каждой юртой приезжие кричат призывания, их угощают, а жертвуемые платки и ленты привешивают к березе, которую держит в руках посвящаемый; не ограничиваясь вещами, дают также и деньги. Затем делают закупки деревянных чашек, колокольчиков, прикрепляемых к конным тростям и другим предметам, шелка, вина и проч. Накануне торжества в лесу вырубают нужное количество толстых берез. Рубят молодые люди под руководством старика. Из самой здоровой и прямой березы вырезают осторожно два бруска для конных тростей. Срубают еще одну сосну. Все эти деревья берут из рощи, в которой хоронят жителей улуса. В пищу духу рощи приносят мясо барана и тарасун. В то же время готовят шаманские принадлежности, а отец-шаман и другие приезжие шаманы шаманят и призывают богов-покровителей. Утром, в день самого обряда, устанавливают в надлежащих местах привезенные деревья. Прежде всего помещают в юрте большую толстую березу с корнями так, что корни зарывают в правом юго-западном углу, там, где вокруг очага оставляется земляной пол, а ее верхушку просовывают наружу через дымовое отверстие. Она символически означает бога-привратника, разрешающего шаману доступ на небо. Эта береза оставляется навсегда и служит отличительным признаком юрты шамана. При посвящении остальные березы размещаются вне юрты на том месте, где будет совершаться обряд, в определенном порядке, начиная с востока: 1) береза, под которой на белом войлоке ставят тарасун и проч., на ней навязаны тесемки красные и желтые у черного шамана, белые и синие – у белого, и всех четырех цветов, если шаман будет служить и добрым, и злым духам; 2) береза, к которой привязывают большой колокольчик и жертвенного коня; 3) достаточно толстое березовое дерево, на которое новый шаман должен влезать; все эти три березы известны под названием сэргэ, столбов, и большей частью их выкапывают с корнями; 4) девять берез, по три вместе, их обвязывают бечевкой из белого конского волоса, к которой прикреплены ленты в известном порядке: белая, синяя, красная, желтая, и затем опять тех же цветов; на этих же березах повешены девять звериных шкурок, и туес из бересты с угощением; 5) девять столбов для животных; к ним привязываются жертвы; 6) толстые березы, разложенные в порядке; к ним потом привязывают кости жертвенных животных, завернутые в солому. От главной березы в юрте через все березы, поставленные вне юрты, тянутся две тесьмы: красная и синяя; это символическое изображение пути шамана в страну духов. На север от ряда берез поставлены девять больших котлов для варения жертвенного мяса.

Когда все готово, посвящаемый и участники обряда принаряжаются и приступают к освящению шаманских орудий, причем конным тростям дается жизнь; они превращаются в живых коней. Еще с утра собравшиеся в юрте шаманы шаманят, призывая богов и брызгая тарасун. За обрядом возлияния старик-шаман призывает богов-покровителей, и молодой повторяет за ним слова молитвы, причем посвящаемый вылезает иногда по березе на крышу юрты и там громко призывает духов. С наступлением времени выхода из юрты четыре шамана берут за углы войлок и поют и кричат протяжно; у входа в юрту на улице раскладывают огонь и бросают в него богородичную траву. Огонь служит для очищения всех предметов, которые через него перенесут. Во время пребывания в юрте люди и предметы подвергаются очищению. Шествие в известном порядке направляется к тому месту, где расставлены березы; впереди выступает отец-шаман; за ним идет молодой шаман, далее – девять сыновей, родня и гости. Существенными актами при самом посвящении можно считать следующие: 1) когда новый шаман смазывает себе кровью принесенного в жертву козленка голову, глаза и уши, 2) когда его носят на войлоке и 3) когда посвящаемый влезает на березу и на вершине дерева призывает богов и своих родственников, умерших шаманов. Обряд оканчивается различными жертвоприношениями, и устраиваются народные игры[327]. Освящение шамана, как видно из описания, стоит дорого и обставлено такими жертвенными обрядами, что впечатление, произведенное на всех присутствующих, остается надолго в народной памяти и возвышает в глазах бурят шаманское звание.

У инородцев, живущих в Алтае, способность к камланию врожденная; обучением приобретается только знание напевов, молитв и внешних обрядов. Рано начинает будущий кам чувствовать свое предназначение; им овладевает болезнь, он часто впадает в бешенство. Напрасно многие избранники борются с врожденным стремлением, зная, что участь шамана незавидная, но это воздержание приносит им большие страдания; даже отдаленные звуки бубна приводят их в дрожь. Больных шаманским недугом постигают физические мучения; у них ведет руки и ноги, и, наконец, они поступают в учение к каму. Камское влечение наследственно; у кама часто родятся дети, предрасположенные к болезненным припадкам. Если в семействе, где нет шамана, родится мальчик или девочка с припадками, то алтайцы убеждены, что кто-нибудь из умерших предков был шаманом. Один кам говорил Потанину, что камская страсть наследственна, как дворянская порода. Если сын кама не почувствует склонности, то непременно родится какой-нибудь племянник с этим призванием. Бывают случаи, что шаманами становятся и по личному хотению, но такие камы значительно слабее родовых[328].

Таким образом, все предшествующее развитие шамана, начиная с детских годов и до самого посвящения в камское или шаманское звание, направлено к тому, чтобы усилить в нем природные наклонности и сделать из него человека ненормального, своеобразного, не похожего на обыкновенных людей. Обряд посвящения тоже направлен к достижению подобной силы; шаман становится в положение совершенно особое, он принимает на себя обеты, делается принадлежностью духов, которые, подчиняясь его призывам, в свою очередь властвуют над ним.

К этим вещим людям, искусившимся во всех тайнах мира богов и духов, суеверные инородцы и шаманисты, проникнутые мрачными воззрениями, вытекающими из их грубого анимистического миросозерцания, обращаются во всех затруднительных случаях жизни. Как известно, все бедствия, болезни и самую смерть шаманисты приписывают влиянию внешних сверхъестественных случаев, и к устранению их они употребляют все усилия. Неудивительно, что на больших празднествах, связанных с жертвоприношениями, они самую видную роль представляют шаману, который является в этом случае не столько жрецом, блюстителем обряда, сколько заклинателем, знающим хорошо, какие жертвы угодны богам и как нужно их умилостивить. Подобная роль шаманов лучше всего видна из обыкновения, существующего у туруханских самоедов, устраивать ежегодное колдование шаманов. С наступлением зимы и прекращением звериных промыслов начинаются среди самоедов болезни, и они на собрании решают, что шаманам пора бы высматривать дорогу, потому что худо будет, если люди начнут умирать. Шаманы дают согласие на устройство «чистого чума», каждый самоед участвует в приготовлении материалов; добывают шесты, приводят оленей и черных быков для принесения в жертву; из их шкур делают покровы для чума и парки для шаманов. Чум устраивают на берегу озера в виде продолговатого шатра сверху его, на южном конце ставят в наклонном положении деревянную статую, изображающую человека или оленя. На северной стороне прикреплены шесты так, что они образуют нечто вроде хвоста, развернутого опахалом; хвост этот мажут кровью оленя. С этим чумом связано множество преданий, и он служит местом различных церемоний, из которых самой существенной считается вступление в него старшего шамана. Молодежь занимается играми, песнями и плясками, затем режут оленя, и старший духовидец пьет кровь и камлает в присутствии других собравшихся кудесников и пожилых людей. Церемония заканчивается взаимным целованием рук, которым обмениваются шаманы[329].

Приведенное выше описание устройства чистого чума у инородцев Туруханского края изображает общественную деятельность шаманов во всей полноте и ясно определяет высокое значение этих хранителей заветов черной веры. Хотя шаманы во многих случаях играют роль жрецов, участвующих во время народных и семейных празднеств, молений и жертвоприношений, но главное их значение основано на выполнении обязанностей, резко отличающих шаманов от обыкновенных жрецов. В чем состоят существенные атрибуты деятельности мрачных посредников между людьми и темными враждебными силами мира духов, лучше всего будет видно из обзора важнейших случаев, в которых прибегают к шаманской помощи главнейшие инородческие племена Сибири. У коряков, по свидетельству Крашенинникова, к шаманам обращаются как к лекарям. Те бьют в бубны, отгоняя болезни, и разгадывают, какие жертвы нужно принести духам для исцеления болящего. Иногда они приказывают убить собаку, иногда – поставить вне юрты прутья и другие тому подобные безделицы. Гиляцкие шаманы также занимаются преимущественно лечением посредством заклинаний, ударов в бубен, кружения; по временам они заставляют больного скакать через огонь, но при этом не брезгуют и лекарствами, приготовляемыми из растений, целебные свойства которых им, по-видимому, хорошо известны. Кроме врачебных обязанностей шаманы у гиляков занимаются предсказыванием будущего, призыванием дождя и другими подобными делами, имеющими связь с их таинственными знаниями[330]. Хотя в настоящее время, по свидетельству наших миссионеров, язычество у гиляков и гольдов начинает уступать христианству, но все-таки как крещеные, так и остающиеся в язычестве туземцы не могут совершенно отрешиться от шаманов и их причудливых обрядов. Лет 25 тому назад шаманские обряды были у них во всеобщем употреблении и без шамана никто не мог обходиться. Родится или умрет кто-нибудь, отправляется ли гольд или гиляк на зимний промысел или на рыбную ловлю, шаман везде является необходимым действующим лицом[331].

У маньчжуров и дауров на берегах реки Амура, несмотря на крайнюю бедность жителей, любовь их к шаманам, как к врачам, поразительна. Несмотря на то что русские врачи ничего не берут за лечение и отпускают из аптекарских лавок почти даром все лекарства, население во всех болезнях, кроме лихорадки, прибегает к шаманам, хотя приглашение их обходится дорого. Такой туземный лекарь до поправления больного живет на счет семьи, пригласившей его, и требует для принесения в жертву свинью, стоящую 20–25 р. Шаманы лечат все болезни, кроме лихорадки. Каждое камлание продолжается с перерывами от 8 часов вечера до света. В антрактах шаман подкрепляет свои силы чаем и табаком. По окончании устраивается угощение из принесенных в жертву животных. Во время самого камлания, для подкрепления в борьбе с демонами, ему подают ханшин[332].

В последнее время собрано много интересных сведений о деятельности якутских шаманов. В большой статье о верованиях якутов автор, скрывающийся под инициалами В. С-ский, описывает подробно в «Сибирском сборнике» шаманство у этих инородцев. Шаман лечит все болезни, но преимущественно якутские. Якутскими считаются таинственные нервные недуги: истерика, сумасшествие, судороги, хорей, затем бесплодие, родильная горячка и иные женские болезни, болезни внутренних органов, всякого рода нарывы, раны, головные боли, воспаление глаз, ревматическая лихорадка, тифозная горячка, воспаление легких и гортани. Известные болезни шаманы отказываются лечить, как, например, понос, скарлатину, оспу, корь, сифилис, золотуху и проказу. Особенно боятся они оспы, остерегаясь даже шаманить в том доме, где была оспа. Все болезни происходят от злых духов, поселяющихся в человеке, и приемы лечения направлены к изгнанию или задабриванию непрошеных гостей. Самый несложный способ – это лечение огнем. В Колымском округе у одного парня разболелся и стал нарывать случайно зашибленный палец. Решено было, что в пальце поселился злой дух «ер». Желая его оттуда выгнать, больной взял горячий уголь и стал раздувать его около нарыва. Когда обожженное тело лопнуло с легким треском, то больной, самодовольно улыбаясь, сказал присутствующим: «Видели, как выскочил?» К другим домашним средствам для облегчения страданий относится бряцание железа, шум, громкие крики и т. п. Когда простое лечение не помогает, то якуты обращаются к шаману; тот является заступником за несчастных и посредником между людьми и духами в их столкновениях. Обязательства, которые он берет на себя, нелегки, борьба, которую он ведет, опасна. Автор статьи описывает ту часть шаманского обряда, которая остается всегда неизменной и является его остовом, закрепленным обычаем. Позванный к больному шаман, появившись в юрте, занимает место на самой почетной наре – в углу против огня, у стены направо, если повернуться лицом к отверстию камина и выходу. Растянувшись на своей белой кобыльей коже, лекарь лежит, ожидая ночи и того часа, когда можно начать колдовство. Все это время его кормят, поят и чествуют. Наконец солнце село, сумерки подвигаются, в юрте делают торопливые приготовления к шаманству: подметают пол, колют дрова и лучину, варят особенно сытный и вкусный ужин. Мало-помалу собираются соседи, размещаются на скамьях вдоль стенок, мужчины – с правой стороны, женщины – с левой. Разговоры ведутся особенно строго и сдержанно, движения посетителей плавны и медленны. Когда все поужинают, шаман, присевши на краю нар, медленно расплетает косички, что-то бормоча и отдавая различные приказания. Он по временам нервно и искусственно икает, отчего все его тело странно содрогается. Глаза кудесника не глядят по сторонам, они или опущены, или уставлены неподвижно в одну точку, обыкновенно в огонь. Огонь понемногу потухает, юрту наполняют густые сумерки, двери запираются, и наступает почти полное молчание. Шаман медленно снимает с себя рубаху и надевает свой волшебный кафтан, затем, взяв закуренную трубку, он долго курит, глотая дым. Икота становится громче, дрожь еще трепетнее. Вот лекарь кончил курить, лицо его бледно, голова низко опущена, глаза полузакрыты. В это время на середине юрты успели положить белую кобылью кожу. Шаман, взяв ковш холодной воды, выпивает несколько больших глотков и медленным сонным движением отыскивает на скамье приготовленные заранее кнут, ветку или колотушку бубна. Затем он выходит на середину юрты и, сгибая четыре раза правое колено, совершает торжественный поклон на все четыре стороны света, причем брызжет кругом себя изо рта водой. В огонь бросают горсть белых конских волос и окончательно его тушат. При слабом мерцании угольев виднеется еще некоторое время в темноте неподвижная фигура шамана, сидящего, понурив голову, держа перед грудью громадный, как щит, бубен. Лицо его обращено на юг. Все сидящие на скамьях притаили дыхание, и среди непроглядной тьмы слышно только невнятное бормотание и икание кудесника. Наконец и эти звуки затихают; на мгновение водворяется мертвая тишина. Немного спустя раздается одинокий, резкий, как лязг железа, сдержанный зевок и вслед за ним, где-то в покрытой тьмою юрте, громко, четко и пронзительно прокричит сокол или жалобно расплачется чайка. После нового промежутка начинается легкая, как комариное жужжание, дробь бубна: шаман начинает свою музыку. Вначале нежная, мягкая, неуловимая, потом нервная и произвольная, как шум приближающейся бури, музыка все растет и крепнет. На общем ее фоне поминутно выделяются дикие крики: каркают вороны, смеются гагары, жалуются чайки, посвистывают кулики, клекочут соколы и орлы. Музыка растет, удары по бубну сливаются в один непрерывный гул: колокольчики, погремушки, бубенчики гремят и звенят, не уставая. Это целый поток звуков, готовый совершенно поглотить сознание присутствующих. Вдруг все обрывается; еще один-два мощных удара по бубну, и волшебный инструмент падает на колени шамана. Все разом умолкает. Прием этот повторяется с небольшими изменениями несколько раз. Когда шаман подготовил таким образом всех присутствующих, музыка изменяет темп, к ней присоединяются отрывочные фразы песни, отличающиеся мрачным тоном:

«Мощный бык земли!.. Конь степной!..»

«Я мощный бык… реву!..»

«Я заржал… конь степной!..»

«Я всего выше поставленный человек!..»

«Я всего больше одаренный человек!..»

«Я человек, созданный господином мощным из мощных!..»

«Степной конь, явись!.. Научи меня!..»

«Волшебный бык земли, явись!.. Заговори!..»

«Мощный господин, приказывай!..»

«Каждый, с кем вместе иду, пусть слушает ухом!.. Пусть не следует сзади за мной, кому не скажу – иди!..»

«Впереди, ближе дозволенного вам – не становись, пусть каждый смотрит зорко!.. Пусть слушает чутко!.. Берегитесь вы!..»