Соседка отшатнулась, и знакомое выражение надменности появилось на се лице.
— Вот как! — Она попыталась встать, но Любаша обхватила ее за шею и горячо заговорила:
— Ради бога, не уходите! Выслушайте, я вам все расскажу! Всё, всё…
Угасал воскресный день. Где-то в небе еще продолжали «воевать» летчики, где-то в переулках шарахался, добираясь до дома на Ключевой, напившийся в стельку Тимка, а в крохотной комнатке сидели и делились сокровенным две женщины…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Отбой тревоги дали к полудню, когда почти весь полк сидел на запасном аэродроме. Надо было возвращаться домой, но, как это зачастую бывает зимой, подул ветер со стороны моря, и туманисто-серое, мглистое покрывало придавило землю. Посыпался снег.
«Похоже, не видать мне сегодня Любашу, — подумал Зацепа. — Как она там сейчас?»
Спросил у Фричинского:
— Как, по-твоему, Эд, вылет дадут?
— К семье потянуло? — Фричинский озорно подмигнул. — А нам, вольным орлам, где крыша над головой, там и дом родной. Точно, Заикин?
— А что, говорят, в здешнем гарнизоне тоже водятся девочки. Пойдем, Валек, не теряйся. Твоя Любаша, поди, тоже на танцы собирается…
— Володя, тебе фуражку на голове поправить? — вежливо осведомился Зацепа.
— Что с тобой? Я ведь пошутил.
— В следующий раз для своих шуточек поищи другой объект.
— Да бросьте вы, ребята, заводиться! — Фричинский сграбастал вспетушившегося было Зацепу. — Давайте-ка в домино лучше сыграем! Все скорей время пролетит.
— Эдуард! — окликнул его вошедший с улицы Волков. — Ты почему фонарь не закрыл? Хочешь, чтобы твоя кабина в заснеженную яму превратилась?
Фричинский выглянул в окно и ахнул. С неба валил густой снег, крупные белые хлопья, словно лепестки яблоневого цвета, кружились в воздухе, поднятые ветром. Все потонуло в сплошной белой замяти — и самолеты, и автомашины, и люди. Фричинский бросился к двери, но Волков удержал его за плечо.
— Сиди. Я фонарь закрыл. А на будущее запомни: на чужом аэродроме нянек нету, летчик сам должен заботиться о своем самолете.
«Похоже, основательно засели», — уныло вздохнул Зацепа.
Низкая тесноватая комната была явно не рассчитана на такое число людей. Меховые и брезентовые куртки. Унты и валенки. Шлемофоны и шапки-ушанки. Табачный дым, едкий запах керосина и масла. Свет из окон едва освещал небритые, усталые за напряженный день лица. Комната гудела, как зал ожидания на вокзале, и люди напоминали пассажиров, расположившихся кто где смог — на табуретках, скамейках, кушетках, а то и прямо на полу. Кто дремал, кто коротал время за партией шахмат, кто читал свежие газеты, о доставке которых позаботился подполковник Будко.