XL

И он ушел. Непреодолимая сила толкала его на самый решительный шаг в жизни. В кешебии, подпоясанной в талии, он был похож на пастуха, а никак не на разбойника. Только глаза блестели, как у лесного зверя. Солнце клонилось к закату, окрасив облака в розовый цвет. Лай собак уже не доносился до него. Он углубился в чащу, держа путь на запад, где лес был не такой густой. Взошла луна, она напоминала огромное серебряное блюдо.

«Надо затаиться и ждать, — думал он. — Но наступит день, когда…»

Всю ночь он шагал, углубившись в свои мысли, и даже забывал порой, где находится, не видел ничего вокруг. Только наткнувшись на дерево, приходил в себя. Тогда он вглядывался в окружавшие его тени, смотрел на падающие звезды. «Даже ангелы и те не знают покоя», — думал Хасан. Он обошел стороной хижины Вороньей деревни, опасаясь, как бы собаки своим лаем не разбудили кого-нибудь. Потом миновал несколько холмов, с шумом пробираясь сквозь низкий кустарник, густой и плотный, распространявший пьянящий терпкий запах. Ночь была тихой. Дул легкий ветерок. Так он шагал до самого утра. А утром, полумертвый от усталости, устроился в укромном уголке в непролазной чаще. На востоке забрезжила заря. Лесная зелень стала отливать медью и бронзой с легкой примесью охры. Горы вдали отражали небесную синь. Взошло солнце. В его лучах горные вершины засверкали, словно хрусталь. Укрытие было надежным, и он уснул. Но едва он успел закрыть глаза, как страшный кошмар навалился на него. Ему привиделась незнакомая деревня. Дома в ней стояли кру́гом посреди долины. И в каждом доме — свет. В деревне все безмолвствовало. И вдруг, словно вырвавшись из недр земли, вспыхнуло яркое пламя. Жители в ужасе побежали, а впереди них — собаки и скотина. Тут, откуда ни возьмись, появилась группа конных жандармов и стала стрелять в них. Это было ужасно. В голове у него все смешалось. Он уже не видел ничего, кроме пыли. Густой, мелкой, красной пыли. Проснувшись в страхе, он закричал. Одежда прилипла к телу. Он задыхался. Лицо его исказилось от ужаса.

«Вот что случилось с моим братом и с матерью», — думал Хасан, уткнувшись лицом в ладони.

Заснуть он уже не мог, страшное видение преследовало его. Хасан горько заплакал. Перед ним, насколько хватало глаз, простирались густые заросли. Жара становилась нестерпимой. Напротив, в южной стороне, как зеркало, сияла в солнечных лучах Небесная гора.

«На закате я пойду дальше. Самое позднее утром я буду наверху».

В сумке он нашел лепешку, которую сунула туда сестра Мусы. Он поел и весь день томился тоской.

«У меня не осталось никого на свете», — думал он. И все вспоминал Чернушку, тревожась за ее судьбу.

«Они наверняка отдали ее замуж», — говорил он себе, глядя вдаль, в сторону уэда. Глазам его представала сказочная, но мучительная для него картина. Поля под паром казались крохотными носовыми платками. Среди них он узнал то, которое обрабатывал для Матушки. Ему хотелось навестить ее.

«А что, если меня увидят? Об этом сразу станет известно. Я могу причинить ей неприятности. Это единственный близкий мне человек», — думал он.