— Это конец, — сказал один.
— Остается дорого продать свою шкуру, — вторил ему другой.
Пули сыпались не переставая. Среди скал каждый нашел себе укрытие. Бусетту бил кашель, и казалось, вместе с кашлем выходят его легкие. Ударяясь о скалы, пули поднимали легкую белую пыль.
— Не давайся живым, малыш, — сказал Хасану старик. — Речь идет о твоей чести.
— Не стреляйте. Дайте им подойти поближе, потом откроем огонь все разом, — приказал Бусетта. Приступ кашля закончился, голос его звучал ясно и громко.
Жандармы подходили все ближе, стреляя во все стороны, так что ветки трещали. Птицы в ужасе улетели.
— Ой, мамочка! — вскрикнул кто-то. Оказалось, Бельхир. Он упал плашмя, кровь фонтаном хлынула у него из горла.
— Конец им, — сказал один жандарм. — У них нет никакой надежды.
Каид ликовал, отдавая приказ:
— Вперед, вперед!
Его зычный голос слышно было издалека.
— Эх, если бы он пришел сюда! — вздохнул старик.
— Он будет мой, дядя, — сказал Хасан.
— А ты молодец, не пал духом. Из тебя выйдет толк, — заметил старик.
Снова загремели выстрелы.
— Они совсем близко, — сказал Бусетта. — Вы готовы?
И в эту самую минуту пуля угодила ему в ногу. Он скорчился от боли. Лицо его исказилось. И тут выскочили жандармы.
Он подал сигнал, и начался сущий ад. Среди скал, там, где засели мятежники, в самом центре пальбы все утопало в белой пыли, похожей на туман. Когда немного прояснилось, Хасан вдруг увидел управляющего. Он шел впереди. Старик взял его на мушку, но не успел выстрелить: Хасан отвел его ружье.
— Он мой, дядя, оставь его мне.
Старик улыбнулся: