Последнее напутствие

Максима Григорьевича все считали человеком мудрым, и люди часто приходили к нему за советом. Он же лишь отмахивался, но когда они проявляли настойчивость, все же говорил что-нибудь. И каждый уверял, что в глазах его видел спокойное и рассудительное понимание всего, что творится вокруг. Словно он обладал знанием, доступным только ему, которое помогало Максиму Григорьевичу связать воедино все обрывки необъятной вселенной.

Никто не мог сказать, откуда этот старик взялся в их тихом дворике среди кирпичных пятиэтажек. Казалось, он был здесь всегда и всегда был стар. Сидел в маленькой беседке, недалеко от детской площадки, в своем стареньком сером костюме, который выдавал его некогда интеллигентный образ жизни, оставшийся в далеком прошлом. Максим Григорьевич был на удивление хорош собой, подтянут и выделялся на фоне других стариков, которые растили себе животы, целый день играя в карты у подъезда. Он был словно благородный, породистый пес среди грязных, невзрачных дворняг. В его лице была манящая мягкость, которая притягивала женщин как магнит, и каждая отмечала про себя, что, несмотря на преклонный возраст, Максим Григорьевич мог бы составить достойную конкуренцию их мужьям. Мужчины же относились к нему с почтением и уважением, поскольку знали, что за внешностью щеголя таится несгибаемый характер. И каждый из них, хоть ни за что бы в этом не признался, побаивался его твердого взгляда, который, казалось, проникал в самые потаенные уголки человеческой души.

Самого Максима Григорьевича амплуа мудреца из спального района совсем не прельщало. Ему не очень-то нравился здешний люд, который бежал к нему с любыми проблемами, в надежде, что кто-нибудь возьмет на себя ответственность за принятие сложных решений. Желая поскорее отделаться от собеседника, Максим Григорьевич выдавал с десяток туманных фраз и цитат, которые мог припомнить, рассчитывая, что просящий сможет найти среди этой бессвязной путаницы свой ответ и наконец-то оставит его в покое.

Обычно люди сами приходили к Максиму Григорьевичу, но незадолго до своей смерти он созвал всех своих знакомых и произнес слова, которые запомнились каждому:

— Вы много лет приходили ко мне за советом, надеясь найти истину, но истина только одна: я знаю об этом мире, пожалуй, еще меньше вашего, и слишком глуп, чтобы разобраться хоть в чем-нибудь. Просто, в отличие от вас, мне хватало смелости действовать.

Закончив, Максим Григорьевич бросил окурок себе под ноги и ушел домой. С тех пор во дворе он больше не появлялся, а вскоре по району разлетелась весть о его кончине.

Провожая его в последний путь, люди вспоминали слова, сказанные им в тот день, и вскоре решили, что Максим Григорьевич знал о грядущей смерти и решил дать им последнее наставление. Вот только никто не мог понять, какой скрытый и невообразимо глубокий смысл таили его слова, ведь никто из них и подумать не мог, что впервые за долгие годы старик решился сказать им то, что думал на самом деле.

Отец

Виталий Крачковский стоял возле многоэтажного дома, где умер его отец. Ноябрь поливал улицы дождем, и виды провинциального городка казались еще мрачнее обычного. На бесконечных выбоинах дороги блестели серебряные лужи. Серые стены панельных построек смыкались плотным кольцом. А лица местных старушек, что ходили туда-сюда по тротуарам, ярче обычного отражали ту бесцветную рутину, которая царила здесь десятилетиями.

Отчаяние забытой богом провинции не спутать ни с чем. Стоит побывать в подобном месте, как тут же в твоем сердце навсегда поселится гнетущая апатия, которая будет возвращаться в твой разум, когда ты будешь видеть безразличные окна утопающих в грязи дворов. До этого дня Виталию казалось, что он уже никогда не испытает этого чувства, которое он так стремился забыть с того момента, когда мать решила увезти его из шахтерского поселка, затерянного на бесконечных просторах нашей страны.

Последние двадцать лет Виталий прожил в Москве, и о своем детстве, проведенном здесь, уже почти ничего не помнил. Как не помнил почти ничего о своем отце. С этим угрюмым человеком его связывали только несколько ранних воспоминаний и телефонные звонки два раза в год, которые прекратились, когда Виталию исполнилось пятнадцать лет. Мать не любила говорить о бывшем муже и на расспросы сына отвечала неохотно. Отец был для Виталия понятием далеким и абстрактным, а порой и вовсе мифическим.

Но пустота, зарожденная безразличием человека, который должен был наставлять его и заботиться о нем, преследовала Виталия на протяжении всей жизни. В детстве он был тихим, нерешительным ребенком и с трудом приживался в компании других мальчиков, которые постигали законы мужского сообщества на примере своих отцов. Виталий всегда знал, что отличается от них — он был более чутким и мягким. Агрессивные игры его друзей не привлекали его. Он избегал конфликтов и старался не ввязываться в драку, из-за чего часто становился объектом насмешек для сверстников. Долгие годы мать старалась научить Виталия, что значит быть настоящим мужчиной, но она не могла возместить того, что не дал ему отец, который давно позабыл о нем и завел новую семью.

Став старше, Виталий лишь укрепился в своих опасениях. Он редко выходил победителем в борьбе за внимание девушек. Не всегда мог выдержать моральный натиск других парней, из-за чего все чаще решал проблемы силой. В глубине души Виталий боялся, что не сможет стать настоящим мужчиной. С годами он смог побороть свои страхи, запретив себе вспоминать об отце, но одно лишь упоминание об этом человеке давало его опасениям пищу для роста. И если раньше он злился на отца, то теперь даже не знал, есть ли в его сердце хотя бы отголоски чувств к нему.