– Ну если ты всё равно не собираешься спать, и я не собираюсь, может, поговорим?
– Я не против, – сказал я.
– Знаешь, когда я только пришел в себя, после того как этот парень мне вломил, я жутко испугался. Думал, я умираю. Это было странно. А потом я понял, что ты там со мной, и успокоился. Брайон, знаешь, у меня вся семья – только ты. Нет, конечно, твоя мама ко мне очень добра и всё такое, но все-таки она не моя старушка. А вот ты мне как брат. Настоящий брат.
У Марка никогда не было настоящей семьи. Помню, когда мы были маленькие, я сказал, что он не особо похож на своего отца, а он тогда сказал: «А он мне не отец. Мой настоящий отец – ковбой, он участвует в родео [6]. Моя старушка говорила, что у него золотые глаза и золотые волосы, как у меня, и что он в родео выиграл кучу призов».
Я тогда подумал: вот это круто, его папа – ковбой! Но когда я вырос, я понял, что это означало: Марк был незаконнорожденным. Мне казалось, его это не беспокоит, но мне про всё так казалось. А может, на самом деле беспокоило, просто я не знал.
Тишину прервал голос Марка:
– Это, наверное, еще обезболивающие не выветрились. Не знаю, чего это я разнюнился.
– Для меня ты всегда был братом, – сказал я.
Я видел в темноте лицо Марка. Он улыбался.
4
На следующий день Марку не стало лучше. Когда я спросил, болит ли у него еще голова, он ответил: «Ага». Марк никогда не признавал, что ему по-настоящему больно. Я позвонил врачу из телефона-автомата, но он сказал только, что Марку будет больно еще пару дней, и чтобы я следил за соблюдением постельного режима и давал ему аспирин. Вот уж помог так помог.
Я вернул Чарли машину и рассказал, что случилось, но он особо не заинтересовался. У него были свои собственные проблемы: он получил повестку в армию. Я очень торопился домой – не хотелось оставлять Марка одного. Уж не знаю, от чего ему было хуже: от боли в голове или от необходимости лежать в постели. Он бы наверняка наплевал на предписания врача, но стоило ему сесть, как у него тут же начинала кружиться голова. Телевизора у нас больше не было, а читал он плохо. Даже покер его не интересовал.
– Может, почитаешь мне? – предложил он, когда я уже весь мозг сломал, пытаясь придумать, чем бы нам заняться.
– Почитать тебе? Книгу?
– Ага, помнишь, как когда мы были маленькие? Ты мне всё время читал.
Марк был слишком ленив, чтобы читать самому, а может, чтение его просто не интересовало. Он даже не умел читать как следует. Возможно, с этим и были связаны его плохие оценки в школе, ведь на самом деле он был не глупее меня.
Когда мы были маленькие, я читал ему про ковбоев (мы оба хотели стать ковбоями) – книги типа «Одинокого ковбоя» [7] Уилла Джеймса. Мы залезали на дерево во дворе, я читал вслух, а потом мы играли в ковбоев.
– Помнишь? – спросил Марк.
И мы провели несколько часов, вспоминая те времена. Мы играли в детскую версию уличных разборок, она называлась «Гражданская война», а потом мы доросли и до взрослой. Мы дрались на кулаках и цепями, мы дрались с вобами [8] и с другими бандами грязеров [9]. У нас было обыкновенное детство. Раньше я весь подбирался перед дракой, предвкушал ее, но теперь драки мне наскучили.
У Марка была отличная память, даже лучше моей, хоть и я не жалуюсь, и он вспомнил кучу безумных вещей, которые мы делали в детстве и о которых я начисто забыл. Например, как мы через забор залезли в кинотеатр под открытым небом, и нас поймали. Работник кинотеатра посадил нас в кузов своего грузовика и повез в полицию, но мы выпрыгнули из машины на скорости тридцать миль в час[10]. Каким-то образом никто из нас не убился. Мы всегда задавались вопросом, что же подумал водитель, когда приехал в полицию, а в кузове никого?