Как обсуждалось в предыдущих главах, начало 1800-х было временем роста Великобритании и ее экспансии по всему миру — что привело к серьезному конфликту между растущей Британской империей и Китаем. Британская Ост-Индская компания хотела получать из Китая чай, шелк и фарфор, поскольку эти товары пользовались большим спросом в метрополии. Но у британцев не было ничего, что хотели бы покупать китайцы, поэтому приходилось платить за товар серебром — всемирной валютой того времени. Когда у британцев стало заканчиваться серебро, они начали ввозить в Китай опиум из Индии. Они продавали наркотики за серебро, а затем расплачивались им за китайские товары. Китайцы пытались прекратить эту практику, что привело к первой Опиумной войне, в ходе которой технологически продвинутому британскому военно-морскому флоту удалось победить китайцев в 1839–1842 гг. Это дало Великобритании возможность навязать Китаю договор, по которому к ней перешел Гонконг, а ряд портов, в первую очередь Шанхай, был открыт для британских купцов (а затем, после заключения соответствующих договоров, для коммерсантов из других держав). Со временем это привело к утрате больших территорий Северного Китая в пользу России и Японии (которой также достался Тайвань).
Правительство Цин активно занимало деньги у других стран, чтобы бороться с внутренними восстаниями. Значительный объем обязательств составляли репарации, особенно после восстания 1901 г., направленного против иностранцев. После его разгрома иностранные победители потребовали от Китая эквивалент примерно 18 тыс. т серебра. Оплата должна была производиться в течение 40 лет и гарантировалась суммами тарифных поступлений от контролировавшихся европейцами портов. Правительство Цин, которому недоставало финансовых ресурсов, столкнулось со множеством восстаний в течение пары десятилетий после Опиумных войн и растратило на борьбу с ними остаток сбережений. Сочетание 1) отсутствия сильного лидерства, 2) отсутствия надежной финансовой системы, 3) внутренних восстаний, подрывавших производительность и крайне затратных с точки зрения денег и жизней, 4) борьбы против иностранцев, также стоившей немалых денег и человеческих жизней, 5) ряда больших и разрушительных стихийных бедствий привело к самоусиливающемуся упадку, известному как «век унижений».
Легко заметить ту важную роль, которую сыграл этот период в формировании мировоззрения китайских лидеров. Например, понятно, почему Мао воспринимал капитализм как систему, в которой компании стремились извлекать прибыль бесчеловечным империалистическим путем (контроль и эксплуатация стран, как действовали с Китаем Великобритания и другие капиталистические державы). По мнению Мао, капитализм приводил к обогащению алчных элит за счет эксплуатации рабочих. Точка зрения Мао на капитализм отличается от моей, поскольку его жизненный опыт был совсем иным, но обе точки зрения — и мою, и его — можно считать правильными. Капитализм обеспечил огромные возможности мне и большинству известных мне людей, в том числе иммигрантам со всего мира. Америка, где я вырос, была страной возможностей: каждый мог учиться, вносить свой вклад в общее дело и получать за это справедливую плату без ограничений. Возможность увидеть картину чужими глазами стала для меня еще одним напоминанием о том, как важны радикальная открытость мышления и вдумчивое обсуждение разногласий, направленное на поиск истины. Это подтолкнуло меня к изучению марксизма (хотя и не очень глубокому) и дало возможность понять, почему он казался Мао таким же важным, как и другие философские школы. До тех пор я был склонен думать об этом как о чем-то непрактичном (в лучшем случае) и потенциально опасном (в худшем). А кроме того, я не вполне точно знал, что и как об этом говорил Маркс.
Перед тем как заняться самостоятельным изучением вопроса, я предполагал, что марксизм-ленинизм был недееспособной системой, в которой ресурсы только теоретически распределялись «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Мне казалось, что эта система неспособна к эффективному производству, поскольку у членов общества нет стимулов быть изобретательными и эффективными. Я не понимал, что Маркс был блестящим ученым. Он придумал несколько хороших теорий и несколько плохих (думаю, он сам бы согласился с тем, что они не были достаточно проверены и улучшены эволюционной системой, о которой он много писал). Мне интересно размышлять о том, как Маркс, очень практичный человек, веривший, что философские идеи нужно оценивать по их успехам и неудачам, относился бы к нынешнему почти полному поражению коммунизма (и изменились бы из-за этого его взгляды).
Самая важная теория/система Маркса носит название диалектического материализма. Определение «диалектический» относится к тому, как взаимодействуют противоположности, создавая перемены, а понятие «материализм» означает, что всё окружающее нас материально (имеет физическую форму) и взаимодействует с другими объектами механическим способом. В двух словах, диалектический материализм — система для совершения изменений на основе наблюдения и влияния на «борьбу противоположностей». При разрешении этого конфликта «борьба» приводит к прогрессу. Маркс предполагал, что эта система применима ко всему. Борьба между классами, выражавшаяся в конфликте между капитализмом и коммунизмом, была лишь одним из множества примеров.
И во многом это кажется мне правильным.
Хотя я и не считаю себя специалистом по марксизму, процесс диалектического материализма аналогичен процессу, который я открыл для себя и объяснил в книге «Принципы: жизнь и работа». Там я рассказываю о том, как преодолеваю конфликты, размышляю о них, фиксирую свои выводы в виде принципов, а затем улучшаю их — и делаю это снова и снова, в никогда не завершающемся эволюционном пути. Иными словами, я верю (и думаю, что в это верил и Маркс), что обучение и развитие на основе конфликтов и ошибок — лучший подход.
Я также считаю, что капитализм — система стимулов, отмечающая самых изобретательных и продуктивных, а рынки капитала вознаграждают за хорошие решения о распределении капитала и наказывают за плохие. Это приводит к 1) росту производительности в долгосрочной перспективе (увеличению размера «пирога»), 2) большим различиям в уровне богатства и 3) чрезмерному развитию рынков капитала (особенно долговых), что приводит к проблемам. Если упадок рынков капитала/экономики происходит тогда же, когда в обществе наблюдается значительное неравенство с точки зрения распределения богатства и различия в ценностных системах, это может привести к той или иной форме революции. Революции в принципе способны приводить к гармоничному и продуктивному итогу, но чаще всего этому предшествуют серьезные конфликты и разрушения. Соответственно, то, как видел реальность Маркс, не так уж сильно отличается от того, как вижу ее я, но мы с ним, скорее всего, предпочли бы разные пути решения этой проблемы. Если бы вы спросили меня, 1) предпочел бы я пользоваться результатами работы капиталистической или коммунистической системы и 2) полагаю ли я, что нынешний капиталистический путь более логичен, чем коммунистический, который мы видели не так давно, я бы предпочел капитализм в качестве ответа на оба вопроса. С другой стороны, если бы вы спросили меня, 1) нужно ли и капиталистической, и коммунистической системам реформироваться, чтобы эффективнее увеличивать «пирог» и распределять его более справедливо, и 2) похож ли диалектический материализм Маркса на описанный мной процесс развития из пяти шагов и можно ли считать их лучшими путями для качественного развития, я бы ответил «да» на оба вопроса (не погружаясь в детали того, чем именно различаются наши подходы). Когда речь заходит о разрыве в уровне благосостояния, я считаю, что это большая проблема во всей мировой истории, способная угрожать любой системе. Я также полагаю, что конфликты создают борьбу, а ее преодоление приводит к прогрессу. Я считаю конфликты между классами («имущими» и «неимущими») одними из основных движущих факторов подъема и упадка империй, а следовательно, и хода истории. И главную роль в этом процессе играют три больших цикла — денег и кредита, внутреннего порядка/беспорядка, а также внешнего порядка/беспорядка, — о которых я писал выше.
Все эти циклы в ведущих странах находились на этапе упадка/конфликта в 1930–1945 гг., что привело к революциям и войнам в Китае и по всему миру. Но, как всегда бывает, силы упадка иссякли, и с какого-то времени установился новый порядок (внутренний и внешний). В частности, внешняя война закончилась в 1945 г., и иностранные войска покинули основную часть континентального Китая. Затем началась война между местными коммунистами и капиталистами, завершившаяся в 1949 г. Она привела к новому внутреннему порядку — коммунизму под руководством Мао. Поставьте себя на место Мао в 1900–1949 гг. Представьте, что он читает труды Маркса, и подумайте, что он делал и тогда, и после 1949 г. Кажется вполне логичным, что Мао был марксистом и игнорировал конфуцианский подход к гармонии. Демократия в известном нам виде не имеет корней в Китае. Но они есть у легизма с его автократическим подходом. Капитализм же сегодня растет и укореняется в этой стране.
Ленин воспользовался идеями Маркса о двухступенчатом процессе выстраивания государства, которым поначалу управляет авангард из рабочих, но присутствует и «демократический централизм» (при котором право голоса имеют только члены партии). Со временем это должно было привести к более продвинутому коммунистическому типу государства, в котором существуют общее владение средствами производства, социальное и экономическое равенство и повсеместное процветание. Мао нравился марксистско-ленинский подход, согласно которому достижение коммунистического идеала — кульминация очень долгого эволюционного процесса. Дэн Сяопин повторил это мнение в 1986 г. в интервью программе 60 Minutes, сказав, что капитализм, который они принимают, и коммунизм не так уж несопоставимы. «По мнению марксистов, — говорил он, — коммунистическое общество основано на материальном изобилии… принцип коммунистического общества — от каждого по способностям, каждому по потребностям — может применяться только в таких условиях. Социализм — первый этап коммунизма…» Может, это правда, а может, и нет. Время покажет. Лично для меня капитализм — в Китае или где-либо еще — пока одерживает победу в соревновании. Но не приходится сомневаться в том, что китайская смесь коммунизма и капитализма привела в последние 40 лет к замечательным экономическим результатам.
Далее я вкратце подытожу события, произошедшие с 1949 г. по сей день. Затем я более детально погружусь в каждый из этапов.
Упрощенно мы можем считать, что эволюция Китая с 1949 г. до нынешнего дня прошла три этапа.
1. Этап Мао, с 1949 по 1976 г.
2. Этап Дэна и его преемников, с 1978 по 2012 г., когда к власти пришел Си Цзиньпин.
3. Этап Си Цзиньпина — с 2012 г. по настоящее время.
Каждый этап продвигал Китай по дуге долгосрочного развития на основе предыдущих достижений. Вкратце события развивались так.
• С 1949 г. до своей смерти в 1976 г. Мао (а также его министры, особенно Чжоу Эньлай) консолидировал власть; его команда выстроила основные государственные институты Китая, систему управления и инфраструктуру; Мао правил как коммунистический император. Изолированный от всего мира Китай следовал строгой коммунистической системе, правительство владело всем и поддерживало жесткий бюрократический контроль. Сразу после смерти Мао и Чжоу Эньлая в 1976–1978 гг. развязалась борьба за власть между «Бандой четырех» (сторонниками жесткой линии) и реформаторами. Дэн Сяопин и реформаторы одержали победу в 1978 г., что привело к началу второго этапа.
• Дэн и его министры управляли Китаем прямо или опосредованно вплоть до его смерти в 1997 г. На этом этапе Китай перешел к более коллективной модели лидерства, открылся для внешнего мира, попробовал и развил ряд рыночных/капиталистических инструментов, стал намного сильнее (как в сфере финансов, так и в других областях), но так, что это не казалось угрожающим для США или других стран. Для финансирования того, что тогда считалось симбиотическими отношениями (США покупали китайские товары по привлекательной цене), Китай брал в долг американские деньги. В результате США получили долларовые пассивы, а Китай — выраженные в долларах активы. После смерти Дэна его преемники Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао (а также их сторонники) продолжили двигаться в том же направлении. Богатство и сила Китая росли, но США не считали это серьезной проблемой. В 2008 г. наступил глобальный финансовый кризис, который привел к большим конфликтам за распределение богатства в США и других развитых странах. Помимо прочего, многие были недовольны переносом производства в Китай. Кроме того, рост экономики многих стран (в том числе Китая) шел за счет наращивания долгов.