Еще одной важной долгосрочной целью было возвращение территорий, утраченных во время «века унижения». В 1984 г. после серьезных переговоров с Великобританией стороны договорились, что Гонконг вернется под китайский суверенитет в 1997 г. в рамках подхода «одна страна, две системы». Затем, в 1986 г., Китай достиг соглашения с Португалией о возврате Макао в 1999 г.
В 1984 г. у меня был первый прямой контакт с Китаем. Я приехал в эту страну по приглашению Международной трастовой инвестиционной компании Китая (CITIC) — единственной «витрины» страны (компании, которой было позволено свободно торговать со всем внешним миром). Ее руководители попросили меня помочь им понять, как работают мировые финансовые рынки. Компания была создана в рамках развития реформ и политики открытости Дэна. Ей руководил Жун Ижэнь, старый китайский капиталист, который предпочел остаться в стране даже после национализации бизнеса его семьи.
Тогда Китай был очень бедной и отсталой страной. Но мне тут же стало ясно, что его жители — очень толковые и цивилизованные люди. Несмотря на бедность, Китай не напоминал большинство других стран, в которых мне довелось побывать и где нищие люди как будто жили в другом столетии. Отсталость Китая проистекала из общей нехватки доступа ко всему, что было доступно во внешнем мире, и его демотивирующей системы. Например, когда я раздаривал 10-долларовые калькуляторы, даже высокопоставленные чиновники считали их волшебными устройствами. Тогда все компании (в том числе небольшие рестораны) принадлежали государству, их деятельность была очень бюрократизирована. Китайцы не могли выбирать работу, не думали о карьере и не получали финансовых поощрений за хороший труд. Отсутствовала частная собственность (в том числе на жилье), страна не получала товаров из других стран и не применяла западные методы работы.
Поскольку мне было ясно, что причина бедности в Китае связана с политикой изоляционизма, я верил, что отказ от нее естественным путем уравняет уровень жизни в стране с уровнем развитого мира (примерно так же, как ничем не сдерживаемая вода сама стремится к единому уровню). Я очень хорошо помню события того времени. Я стоял на 10-м этаже «Шоколадного здания» CITIC и готовился читать лекцию. В какой-то момент указал собравшимся на двухэтажные
Открытость создала огромные естественные возможности, и китайцы извлекли из нее всё, что могли (даже больше, чем я ожидал). Они достигли значимых результатов благодаря реформам Дэна Сяопина, подкрепленным уникальной культурой. В первые годы реформ я часто слышал выражение «разбить железную чашу для риса» — отказаться от гарантированной занятости и удовлетворения лишь базовых потребностей, заменив их более стимулирующей компенсацией. Этому способствовала и глобализация; весь мир хотел видеть Китай в своем составе.
Дэн Сяопин был отличным учеником и призывал других руководителей страны учиться у иностранцев точно так же, как он сам. Особое внимание он обращал на Ли Куан Ю из Сингапура и других лидеров культурно близких стран — «Азиатских тигров». Я помню, как во время обеда глава китайского MOFTEC (аналога национального министерства торговли) рассказывал мне массу подробностей об устройстве аэропорта Сингапура (в том числе сколько времени пассажирам нужно ждать багаж после прилета). Он говорил о том, как Сингапуру удалось достичь примечательных результатов и что Китай сделает то же. Много лет спустя мне посчастливилось принимать Ли Куан Ю в своем доме вместе с другими почетными гостями. Мы попросили его поделиться своими мыслями о лидерах настоящего и прошлого. Нам было очень интересно услышать его точку зрения, поскольку он знал всех этих людей в последние 50 лет и сам был одним из величайших лидеров. Он, не колеблясь, заявил, что величайшим лидером XX в. был Дэн Сяопин. Почему? Потому что он был умным, открытым и практичным человеком, который смог обеспечить отличные результаты для своей страны с миллиардом жителей.
Дэн Сяопин в 1987 г. формально вышел из состава постоянного комитета политбюро, но оставался фактическим лидером Китая. Страна продолжала открываться миру и становилась все более капиталистической с головокружительной скоростью. Некоторую роль в этой эволюции сыграл и я. В 1989 г. моя подруга из CITIC Ван Ли (отвечавшая за торговлю облигациями) познакомила меня с группой людей. Им вместе с ней было поручено создать организацию, которая могла открыть первые фондовые рынки в новом Китае (организация называлась исполнительным комитетом по фондовым рынкам, или SEEC). Эти люди были назначены на свои посты по представлению знаменитого экономического реформатора и историка Ван Цишаня.
Китай оставался очень бедной страной, офис SEEC располагался в грязной гостинице — на большее у группы не хватало бюджета. Но у них имелось главное: четкая миссия по созданию больших перемен, яркие люди с сильным характером, открытость и готовность быстро учиться, а также решимость добиваться своих целей. Для них это было не работой, а благородной миссией по улучшению своей страны. Я с радостью согласился им помочь. В течение нескольких следующих десятилетий я видел, как они и многие другие люди строили китайские финансовые рынки и превратили их в одни из крупнейших в мире.
Затем возник шок, заставивший всех сомневаться буквально во всем. В 1989 г. движение по демократизации Китая переросло в массовые демонстрации, а те привели к столкновению, известному как «инцидент на площади Тяньаньмэнь». У лидеров страны имелись совершенно разные точки зрения на то, что делать в этой ситуации. Дэн принял судьбоносное решение: он поддержал либеральные силы и продолжил разгон консерваторов. Большинство китайцев, с которыми я общался в то время, беспокоились о том, что Китай вновь скатится к старому миру Мао и «Банды четырех». Моя близкая подруга из CITIC, госпожа Гу, брат которой был министром обороны Китая, в то время проводила много времени со своей семьей, так что я знаю, как развивались события, с ее точки зрения и с точки зрения других моих китайских друзей. В первые годы после «освобождения» госпожа Гу была идеалистичной последовательницей Мао. В годы Культурной революции она потеряла мужа, подвергшегося преследованиям, а прежние друзья ее избегали. Она пережила этот ужасный опыт и продолжила работу на благо любимой страны. Через какое-то время она заняла одну из лидирующих позиций в CITIC. Она очень переживала из-за того, что страна может вернуться к прежним ужасным дням. События на площади Тяньаньмэнь значительно ухудшили отношения большинства стран с Китаем, но это не помешало Дэну Сяопину и его правительству продолжать реформы. Со временем большинство моих китайских друзей, прежде убитых горем из-за репрессивных мер правительства, начали считать, что правительство поступило правильно, поскольку больше всего они боялись революционных беспорядков.
В течение следующего десятилетия экономика продолжала бурно расти, а политические и торговые отношения с Западом стали лучше, чем когда-либо. Можно сказать, что глобализация, которая очень помогла Китаю, началась в 1995 г. с основания ВТО (и фактически закончилась с избранием Дональда Трампа в 2016 г.). В 2001 г. Китай вступил в ВТО, и его положение в мировой торговле резко усилилось. По состоянию на тот год объем торговли США с 80% стран — участниц ВТО был выше, чем у Китая. Теперь же Китай, а не США выступает основным торговым партнером для 70% этих стран.
В период глобализации между Китаем и США развились симбиотические отношения, при которых китайцы производили потребительские товары с минимальными затратами и давали в долг США деньги для их покупки. Американцы считали это отличной сделкой в формате «покупай сейчас, плати потом», а китайцам это нравилось, потому что они наращивали сбережения в мировой резервной валюте. Мне показалось очень странным, что китайцы, которые зарабатывали в среднем в 40 раз меньше американцев, могли ссужать им деньги, поскольку обычно возможностей для кредитования больше у богатых, чем у бедных. Для меня это было шокирующим отражением того, насколько американцы готовы влезать в долги, чтобы финансировать свое избыточное потребление. Меня поразило и то, насколько китайцы любят сбережения. Это наглядно показывало, как стремление развивающихся стран хранить свои сбережения в облигациях / долговых бумагах, выраженных в ведущей резервной валюте, может привести эти страны к появлению чрезмерной задолженности.
В 1992 г. в Китае разразился «треугольный» долговой кризис. Главная экономическая проблема возникла из-за того, что пять крупных принадлежавших государству банков страны кредитовали крупные, неэффективные и убыточные государственные предприятия под неявно выраженные гарантии центрального правительства. Чжу Жунцзи, смелый партийный лидер-реформатор, возглавил работу по реструктуризации экономики и повышению ее эффективности. Процесс был наполнен противоречиями и наносил сильный ущерб тем, кто пользовался преимуществами старой системы. Для его реализации потребовалось немало мужества и ума, а также поддержка на самом верху системы. Китай перенял и видоизменил передовой опыт (например, привлечение «плохих банков» для того, чтобы принимать на баланс, распродавать и списывать безнадежные долги). Чжу стал премьер-министром в 1998 г. и в этой должности проводил активные реформы по модернизации и повышению эффективности китайской экономики вплоть до своей отставки в 2003 г. Многие из его бывших помощников в наши дни входят в число экономических лидеров Китая.
В 1995 г. я отправил своего 11-летнего сына Мэтта в Китай, где он жил в доме госпожи Гу и ее мужа и посещал бедную местную школу (Shi Jia Hu Tong Xiao Xue). Мэтт регулярно ездил со мной в Китай с трехлетнего возраста и был хорошо знаком с госпожой Гу. Он изучал язык методом погружения (и довольно успешно). Как я уже говорил, его школа была бедной — например, отопление в ней не включали до конца ноября, ученикам приходилось сидеть в классе в верхней одежде. Но в ней преподавали толковые и заботливые учителя. Они не только давали школьникам отличное и полное образование, но и воспитывали в них силу духа. Мэтт лишился некоторой доли привычного комфорта (например, не мог принимать горячий душ по утрам, поскольку в старом доме, где он жил, горячая вода была всего дважды в неделю). При этом он был отлично образован, любим и развит гораздо лучше, чем мог бы быть в нашем богатом обществе. У Мэтта возникла глубокая привязанность к учителям и друзьям, сохранившаяся по сей день. Жизнь побудила его серьезно заняться помощью китайским сиротам, и он посвятил этому делу 12 лет. Примерно в то же время я нанял команду китайцев для инвестирования денег американских институциональных инвесторов в китайский бизнес. Я занимался этим проектом пару лет, однако должен был его остановить, поскольку мне было слишком сложно одновременно управлять и им, и Bridgewater.
В 1995–1996 гг. стало известно об ухудшении здоровья Дэна Сяопина. Лидеры Китая беспокоились, что в его смерти кто-то увидит возможность бросить вызов существующей власти. Особенно их беспокоило, что жители Тайваня захотят провести референдум о независимости. Президент Тайваня Ли Дэн Хуэй, которого Китай воспринимал как сторонника независимости, незадолго до своей победы на президентских выборах 1996 г. совершил довольно скандальный визит в США. Мадам Гу была знакома с китайским чиновником, отвечавшим за отношения с Тайванем, и договорилась о моей встрече с ним. Чиновник рассказал мне, что Китай готов на всё, включая войну, чтобы не допустить независимости Тайваня. По его словам, если бы новый китайский лидер допустил возможность такого референдума, китайцы сочли бы его слишком слабым для руководства страной. Китай к тому времени уже видел, как жесткое подавление Россией сепаратистов в Чеченской Республике привело к снижению поддержки идеи независимости; китайцы надеялись, что серия ракетных испытаний в Тайваньском проливе сможет примерно так же охладить пыл Тайваня. В марте 1996 г. президент Билл Клинтон, которому предстояли новые выборы, отправил в Тайваньский пролив два авианосца. Затем последовали военные маневры и угрозы с обеих сторон. В результате граждане Тайваня так и не провели референдум. Мои китайские друзья считали, что действия их правительства были успешными, а американцы полагали, что им удалось унизить китайцев (я узнал об этом недавно от друга-американца, принимавшего участие в решении об отправке военных кораблей США). В результате «Третьего кризиса в Тайваньском проливе» Китай смог значительно нарастить свою военную мощь в регионе. Я рассказываю обо всем этом, чтобы подчеркнуть, 1) насколько важно объединение Тайваня с Китаем и 2) насколько рискованной была ситуация 25 лет назад, когда Китай еще не был так силен в военном отношении, как сейчас. В общем, я бы сильно обеспокоился, если бы нам довелось увидеть «Четвертый кризис в Тайваньском проливе».
Дэн Сяопин умер 19 февраля 1997 г., и к тому времени Китай преобразился почти до неузнаваемости. Когда Дэн пришел к власти, 90% населения жило в ужасающей бедности; на момент его смерти это значение упало более чем наполовину, а судя по последним данным, сейчас доля нищих составляет менее 1%. С начала реформ в 1978 г. до 1997 г. китайская экономика росла в среднем на 10% в год. Она увеличилась в размере в шесть раз, при этом средние темпы инфляции в стране составляли всего около 8%. Резервы выросли с 4 млрд долл. до почти 150 млрд (с поправкой на инфляцию относительно сегодняшнего уровня, его резервы выросли примерно на 250 млрд долл.). В 1978 г. эти резервы покрывали 60% годового импорта, а к 1998 г. — уже более 125% импорта (и составляют почти 800% от суммы, необходимой для обслуживания внешнего долга).
Преемники Дэна Сяопина, Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао вместе со своими командами, продолжили реформы, пройдя через множество взлетов и падений (взлетов было больше). В 1997 г. разразился азиатский финансовый кризис. Китай во главе с Чжу Жунцзи, назначенным для решения этой задачи, успешно провел реструктуризацию корпораций и задолженности. Помимо прочего были проданы неприбыльные государственные предприятия, возросли объемы экспорта и резервов в иностранной валюте. Успешно шла борьба с коррупцией. Активно развивались рынки и механизмы их функционирования. Эти и другие перемены представляли собой очень важные эволюционные шаги. Мне посчастливилось быть тесно связанным с некоторыми из них на низовом уровне, например с реструктуризацией долгов и продажей активов. Хотя сейчас эти события кажутся менее масштабными, чем тогда, это все равно можно считать значительными достижениями. Я видел целый ряд примеров коррупции и плохого поведения и был свидетелем того, как ожесточенная борьба между хорошим и плохим привела к дальнейшим реформам.
Для послевоенных периодов мира и процветания вполне характерно, что ведущая держава еще не испытывает угрозы, а развивающиеся страны не готовы ей угрожать. В такие времена развивающиеся страны могут многому научиться у ведущих. Они взаимодействуют в симбиотических отношениях, пока развивающаяся страна не становится достаточно сильной, чтобы угрожать ведущей. Помимо преимуществ от обучения новому они извлекают пользу из взаимной торговли и использования рынков капитала (пока это не становится невыгодным).
Если говорить конкретнее, период быстрого роста 1978–2008 гг. в Китае обусловлен тем, что мир все еще находился на стадии мира и процветания в рамках Большого цикла, в котором глобализация и капитализм (убеждение в том, что продукты должны производиться там, где это наиболее выгодно, что талантливые люди должны иметь право перемещаться по миру независимо от их национальности, что национализм — это плохо, а глобальные равные возможности и стремление к прибыли — хорошо) считались общепринятым путем к лучшему миру. При этом Дэну Сяопину удалось качнуть маятник от коммунистической и изоляционистской политики, приносившей ужасные результаты, в сторону рынка, государственного капитализма и политики, и итоги оказались прекрасными. Это заставило Китай многому учиться, привлечь много иностранного капитала, стать гигантским экспортером и накопить большие финансовые запасы.
Поскольку китайцы научились производить продукты с минимальными затратами, они наполнили мир сначала простой и недорогой, а затем более технически совершенной продукцией. Этот процесс принес стране много денег. Дела в других развивающихся странах тоже шли хорошо, мир расширился, а разрыв в уровне доходов между самыми богатыми и самыми бедными странами сузился, поскольку самые бедные росли быстро, а самые богатые — гораздо медленнее. Это позволило улучшить положение многих, особенно мировых элит. Китай почти сравнялся по мощи с США, и усилия двух стран позволили создать основную часть нового мирового богатства и новых технологий. Европа, в которой развивались крупнейшие глобальные державы с XV по XX в., оказалась сравнительно слабой; Япония и Россия несколько сдали позиции. Все остальные государства находились на периферии процесса. Хотя позиции ряда растущих стран вроде Индии улучшились, ни одна из них не закрепила за собой статус мировой силы.