Следуя классическому сценарию, периоды процветания, финансируемого за счет роста задолженности, привели к появлению долговых пузырей и больших разрывов в уровне доходов. В США пузырь лопнул в 2008 г. (как и в 1929-м), мировая экономика сократилась, а представители среднего класса в США и других странах сильно пострадали (как это было в 1929–1932 гг.). Процентные ставки упали до 0 (как в 1931 г.), но и этого оказалось недостаточно, поэтому центральные банки напечатали после 2008 г. много денег и занялись скупкой финансовых активов (примерно как в 1934 г.). Это привело к повышению цен в большинстве стран начиная с 2009 г. (так же, как в 1933–1936 гг.). Случившееся сыграло на руку «имущим» (людям, имевшим финансовые средства), а не «неимущим», из-за чего разрыв в уровне доходов увеличился (так же, как в 1933–1938 гг.). «Неимущие», особенно те, чьи рабочие места заняли иммигранты из Китая, начали протестовать против элит, наживающихся на глобализации. И как обычно бывает, когда плохие экономические времена совпадают со значительными разрывами в уровне доходов, во всем мире начали расти популизм и национализм (как в 1930-е). Именно в такие моменты угроза со стороны растущей силы становится более очевидной для ведущих стран. Эпоха мира, процветания и глобализации стала постепенно ослабевать, и на смену ей пришла эпоха конфликтов между богатыми и бедными внутри стран, а также между растущей (Китай) и доминирующей мировой державой (США).
Китайцам принадлежало много американских долговых обязательств, номинированных в долларах; б
В ноябре 2008 г. лидеры стран G20 собрались в Вашингтоне и договорились совместными усилиями стимулировать экономику с помощью агрессивной фискальной и денежной политики. Эти шаги потребовали значительного увеличения государственного долга, который финансировался за счет новых денег и кредита, созданных центральными банками. В результате этой политики рост задолженности в Китае происходил значительно быстрее, чем экономический рост между 2009 и 2012 гг.
В 2012 г. к власти в стране пришел Си Цзиньпин, сменилась администрация. По установленным правилам, сначала избирались члены политбюро, затем министры, их заместители и другие должностные лица. После этого были составлены первые версии долгосрочных планов. Как и всегда, когда к власти приходит много новых людей, возникло воодушевление и стремление укрепить верховенство права, избавиться от коррупции, усилить экономику и рыночные реформы в стране. Руководство страны провело несколько мозговых штурмов, и мне посчастливилось принять участие в некоторых из них. Это были прекрасные примеры сотрудничества людей с разными точками зрения, которые хотели помочь своей стране; уровень откровенности, открытости, дружелюбия и интеллекта на этих встречах был замечательным.
С тех пор я внимательно следил за финансовыми и экономическими событиями в Китае и несколько раз общался с высшими экономическими руководителями страны по таким вопросам, как чрезмерный рост долга, развитие и управление закрытой банковской системой, уязвимость финансовых систем, торговые споры с США и многое другое. Я всегда старался смотреть на происходящее их глазами и думать, что бы делал сам, окажись я на их месте. Я делился с ними своим мнением так же, как врач обсуждает те или иные случаи из практики со своими коллегами, — и так же, как я делюсь ими с вами в этой книге[91]. Как вы, возможно, уже понимаете, я считаю, что все вокруг нас работает как машина, основанная на вневременных и универсальных причинно-следственных связях. Так же думали и китайские лидеры, поэтому мы почти всегда приходили к одному и тому же выводу.
Со временем администрация Си начала активно проводить политику реформ, открытия рынков и экономики страны. Она занялась управлением ростом внутреннего долга, более гибким управлением валютой, поддержкой предпринимательства и ориентированными на рынок процессами принятия решений, особенно в отраслях, где Китай хотел стать мировым лидером. В стране были приняты разумные законы, за соблюдением которых следили высокоразвитые государственные институты. Китай наращивал потенциал в области технологий и отраслей будущего. Он расширял набор экономических льгот для людей и отстающих регионов. Кроме того, Китай начал уделять больше внимания вопросам загрязнения и деградации окружающей среды. Это заметно не всем, и я думаю, что это связано со следующими причинами: 1) реформы развиваются в то же время, когда происходит ужесточение других методов контроля, 2) государственная поддержка (например, доступность кредитов) для малых и средних организаций меньше, чем для крупных госпредприятий (что связано скорее с техническими проблемами, чем с нежеланием стимулировать мелкий и средний бизнес), 3) правительство контролирует экономику по принципу «сверху вниз», иногда ожидая, что банки и компании будут выдавать невыгодные для них займы (поскольку, по мнению правительства, это лучше для страны в целом), 4) Китай координирует развитие бизнеса с учетом национальных интересов, 5) он не позволяет некоторым иностранным компаниям работать на тех же условиях, что и китайским, 6) он координирует фискальную и денежную политику для регулирования экономики гораздо больше, чем другие страны с резервными валютами. Все эти шаги обычно не находят отклика у капиталистов из других стран.
Конечно, многие американцы относятся к такой политике критически. Не сильно вдаваясь в их оценку, скажу лишь, что руководители любых стран всегда пытаются найти правильный баланс между «государством» (когда правительство влияет на экономику и контролирует ее) и «капитализмом» (когда контроль над экономикой и рынками капитала возникает на основе свободного рынка). Для этого государства управляют денежной и налоговой политикой и координируют их. И я думаю, стоит понимать, какие именно идеи лежат в основе китайского подхода. Например, президент Си заявил, что он хочет 1) уменьшить роль правительства в ценообразовании и распределении ресурсов, развивать рынки капитала и поощрять предпринимательство, при этом 2) активно руководить макроэкономикой и регулировать рынки и другие аспекты жизни так, чтобы это (по мнению его самого и всей партии) соответствовало интересам большинства китайцев. Иными словами, он хочет развивать некую комбинацию капитализма и марксистского коммунизма. Это может, по вполне понятным причинам, сбить с толку тех, кто не привык видеть, как капитализм и коммунизм идут рука об руку, кто не наблюдает за происходящим достаточно внимательно и кому не довелось общаться с высшими руководителями страны, чтобы понять их обстоятельства и точку зрения. В результате многие не видят последовательности действий, которая существует в реальности, несмотря на множество противоречий (как сказали бы Маркс и китайские лидеры, эти люди не видят «диалектики»).
Чтобы понять их обстоятельства и перспективы, я предлагаю вам не ориентироваться на стереотипы (например, «что делают коммунисты») и принять, что китайцы пытаются и будут продолжать попытки жонглировать двумя разными концепциями. С их точки зрения, капитализм — способ повышения уровня жизни большинства людей, призванный служить не только капиталистам. Вы можете считать этот подход хорошим или плохим, но результаты деятельности Китая впечатляют; вряд ли стоит ждать, что китайцы откажутся от них ради американского или западного подхода. Скорее, нам самим стоит изучать, чему мы можем научиться на их опыте — точно так же, как китайцы в свое время учились у Запада. В конце концов, речь идет о конкуренции разных подходов — и нам нужно понимать их суть, чтобы хорошо играть в конкурентные игры.
Что касается внешней политики, Китай стал более сильным и агрессивным, а политика США — более конфронтационной. Если говорить конкретнее, c 2012 г. до времени написания этой книги сила Китая выросла в нескольких направлениях. Это становится все более очевидным, и Китай не стесняется это демонстрировать (например, план «Сделано в Китае 2025» говорит о возможном доминировании в некоторых отраслях, которые сейчас контролируют США). Все это вызвало сильную реакцию в США, которая стала особенно заметной после победы Дональда Трампа на выборах в 2016 г.
Трамп воспользовался обидой тех, кто остался за бортом глобализации и считал, что Китай занимается недобросовестной конкуренцией и крадет у американцев рабочие места. Это позволило ему развить новый дух протекционизма и национализма. Но дело не ограничивалось Трампом. Сила Китая стала своего рода провокацией и для более умеренных руководителей страны. Там, где раньше царила синергия, теперь главенствует жесткая конкуренция.
По сути, США (и некоторые другие страны) хотят сдерживать Китай, но сам Китай этого не желает. Что это значит с геополитической точки зрения? Как вы уже знаете, границы со временем менялись, страны часто спорят между собой, а международное право значит для разрешения споров гораздо меньше, чем грубая сила. В 2009 г. Китай заявил в ООН, что обладает «бесспорным суверенитетом» над некоторыми районами Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей. Эти районы были отмечены так называемой девятипунктирной линией на карте времен Второй мировой войны, представленной Китаем; в эту зону входят прибрежные воды к востоку от Вьетнама, к северу от Малайзии и к западу от Филиппин. Там расположен целый ряд островов, очень важных для китайского судоходства. Считается также, что там есть неразведанные запасы нефти, — и я представляю, насколько сильно Китай хотел бы их контролировать с учетом огромных потребностей в импортной нефти и риска того, что он может оказаться отрезанным от поставок с Ближнего Востока. Если вы изучили пример о Второй мировой войне в главе 6 и заметили, как США смогли отрезать от ресурсов Японию, то понимаете суть проблемы: Китай испытывает большую потребность в нефти и других импортных товарах, которые сейчас поступают через узкий Малаккский пролив.
В результате многие страны начали воспринимать Китай как угрозу или врага, глобализация пошла вспять, «войны» усилились. Вначале это были торговые и экономические схватки, затем они переросли в технологические и геополитические, а совсем недавно — в войну капиталов. Пока все выглядит спокойнее, чем могло бы быть, но стоит внимательно наблюдать за развитием ситуации. Со временем возникнет баланс между силой страны, которая существует в реальности, и той, которую мы замечаем. И реальная существующая сила отражается в шкалах и других фактах, которые я изучаю в качестве ориентира.
Китай продолжал внутренний рост, а также расширение инвестиций и деловой активности за пределами своих границ. Он активно вкладывал средства в развивающийся мир, в основном через инициативу «Один пояс и один путь». Эта инициатива охватывает всю Центральную Азию начиная с граничащих с Китаем стран (Казахстан, Пакистан, Таджикистан и Афганистан) и доходя до Европы, а также по всему Аравийскому полуострову и Южной Азии до Средиземноморья и Африки. Суммы, уже инвестированные и намеченные к инвестированию, огромны: это крупнейшая программа такого рода со времен Плана Маршалла. И это наглядно подтверждает тезис о том, что богатство приравнивается к силе. Хотя эти шаги были по достоинству оценены странами, которые получили немало пользы от развития дорог и другой инфраструктуры, ресурсов и торговли, ряд стран — получателей помощи выражают недовольство. У них есть проблемы с возвратом долгов, и они полагают, что Китай контролирует эти вопросы слишком жестко. Недовольство есть и у США, поскольку американцы считают, что «мягкая сила» Китая снижает американское влияние в этих странах.
Что касается внутренней политики Китая, в 2018 г. Си Цзиньпин 1) консолидировал власть вокруг себя и своих сторонников («основных» лидеров), 2) изменил конституцию Китая и четко дал понять, что Коммунистическая партия Китая контролирует практически всё, 3) отменил ограничения по сроку пребывания на посту для президента и вице-президента, 4) создал наблюдательные комиссии, гарантирующие, что правительственные чиновники действуют в полном соответствии с желаниями партии, 5) закрепил свое в
В конце 2019 г. разразилась пандемия COVID (начавшаяся в Китае). Она запустила всемирный экономический спад в 2020 г. и привела к печатанию денег и росту кредитной массы. Это совпало с различными типами конфликтов в США (самыми заметными из которых были протесты, связанные с расовой несправедливостью и очень неоднозначной президентской кампанией). И все это подвело нас к сегодняшнему дню.
Если посмотреть на последние четыре десятилетия, то сдвиг Китая от изоляции к открытости и от жесткого коммунизма к «рыночным реформам» и капитализму больше повлиял на экономику Китая, США и остального мира, чем какие-либо другие события. Китай из одной из самых отсталых стран на планете превратился в одну из наиболее влиятельных в экономическом, технологическом, военном и геополитическом смыслах. В основном этот прогресс возник в эпоху мира и процветания, когда империи США ничего не угрожало, а глобализация и сотрудничество находились на пике развития. Этот период продолжался до тех пор, пока в 2008 г. не лопнул долговой пузырь, когда США и значительная часть остального мира обратились к большему национализму, протекционизму и конфронтации (в рамках архетипического Большого цикла).
Результаты реформ в Китае и открытость страны видны в следующей таблице, демонстрирующей лишь небольшую часть репрезентативной статистики. Объем производства на душу населения вырос в 25 раз, доля людей, живших за чертой бедности, снизилась с 96 до менее 1%, продолжительность жизни выросла в среднем примерно на 10 лет, а среднее количество лет образования — на 80%. Я мог бы продолжать и дальше, приводя столь же впечатляющую статистику практически из любой области.
* В долларах США на 2017 г., с поправкой на паритет покупательной способности
** Всемирный банк имеет данные об уровне бедности в стране лишь с 1981 г.