— Может, вы номера запомнили?

— Да что их запоминать, и так ясно, кому это авто принадлежит… — вздыхает дворник, потирая рукой щеку. — Городок-то маленький….

— Назовите имя, — прошу я.

— Распутник этот… Рудольф Вагнер, — это говорится с презрением и ненавистью.

— Что за тип? — спрашиваю я и жестом приглашаю собеседника войти в дом. Но тот отрицательно мотает головой, оглядываясь назад, словно ожидая от меня подвоха.

— Владелец клуба «У Вагнера», стольким девчонкам жизнь сломал… Богатый, беспринципный ублюдок.

Вспоминаю, что Елена возненавидела Аду именно после того, как увидела, что она танцует с этим самым Рудольфом. Надо познакомиться с ним поближе.

— Он сам был за рулем?

— Нет, какой-то кучерявый мальчишка в спортивной куртке. Еще очки на нем были… Лицо показалось знакомым, но кто он — вспомнить не смог. Да и не зачем было, — пожимает плечами дворник.

— Во сколько это было?

— Около часа дня.

— Что было потом?

— Я ушел в подсобку. Покушал там, снова вышел на улицу. Увидел, как бежит Саид, тут ко мне подошла Мария Петровна, попросила меня полочку дома прибить: муж у нее инвалидом стал — сам не может. Пошли к ней. Потом вернулся, а тут уже — драма…

— Вы рассказали следователю про Саида?

— Да, и Мария Петровна это подтвердила, — кивает головой свидетель. — Но его все равно отпустили. Несправедливо как-то.

— Напротив. Он ведь не убийца, — возражаю я.

— Сильно я в этом сомневаюсь… — возражает дворник. — Ладно, мне пора идти работать. Если вам что-нибудь понадобится — обращайтесь ко мне. Зовут меня Николаем.

— Хорошо. Спасибо вам, — коротко благодарю я, закрывая за ним дверь.

Волос, который я обнаружил на пальто в прихожей моей подруги, тоже был курчавым. Значит ли это, что убийца — тот самый парень в «Майбахе», принадлежащем Рудольфу? Нужно собрать как можно больше информации об этом человечке. А заодно узнать, какие могли быть с ним дела у Елены. Убедившись, что телефона в доме нет, покидаю его. Пешком иду в сторону своего временного пристанища. Яркая вывеска «Все для художника» цепляет мое внимание. Это крошечный магазин, расположенный между продуктовым и забегаловкой по ремонту обуви, притягивает меня будто магнитом. Поднимаюсь на две ступеньки и вхожу внутрь. Там пахнет красками, бумагой и деревом. Вдоль стены стоят мольберты разных размеров. В памяти всплывают слова Рогожкина о том, как вредно выключать чувства, и что боль будет в любом случае. Думаю об Айлин. Перед глазами всплывают ее прекрасные рисунки. То раздражение, которое она во мне вызывает, как верно подметил профессор, глубоко личное, и к ней не имеет отношения. Ведь я знаю, что являюсь тем, кто убьет ее. И это лишает меня мужества открыто смотреть ей в глаза, слушать ее, внимать ей. Поддержка, добрые слова, в которых она так нуждается, заставляют меня ощущать себя еще большей сволочью. Будь она другой, не такой ранимой, наивной, возможно, все было бы иначе.

— Быть может, вам помочь? — осведомляется молоденькая продавщица в круглых очках.