…Ненужный лишний ребёнок. Неожиданно в одночасье умер ласковый к нему отец, толковый автослесарь. Мамаша, не успев отпеть спутника жизни, выскочила замуж за другого. Был новый папа не абы кто, а начальник почившего супруга. Денежный такой, деловой. На первом же кругу, втихаря притиснув к стене маленького совсем пацанчика, без обиняков объяснил тому, что чужого отпрыска кормить не собирается. Геть в интернат с его глаз! Чем уж этот дядя Толик запудрил жене мозги – или на передок была слаба, или боялась его смертельно, а только матушка, повинуясь мужниномувелению, беспрекословно спровадила сына в казённый дом для таких, как Валерик, выкинутых из семьи деток.

Можно лишь представить, какие чёрные бури клокотали в душе заброшенного, ненужного никому мальчишки! Других детей хоть забирали на выходные домой, или родственники наезжали с гостинцами. А к Кротову за всю его интернатовскую бытность мать раза два только и заявлялась. Приезжала, торопливо, как собачонке, кидала кулёк с пряниками, и ни о чем не расспросив, подавалась восвояси – нянчить братца Вовочку, народившегося от дяди Толика, что б его черти унесли! Соседи по койкам возвращались с домашних побывок в новеньких кроссовочках или джинсухах, привозили жратвы на неделю, хвастались кто родительской машиной, кто новой квартирой или дачей. А Валерке хвастать нечем, для него в родном доме как ничего не было, так и нет, да и матери с отчимом он на фиг не нужен.

Единственным более-менее светлым пятном в детстве Кротова была, как ни странно, учёба. Елена Николаевна, будто выгораживая своего непутёвого супруга, всё повторяла, что и у Валеры имелись положительные качества:

– Смотрите, как ему нравилось узнавать новое! Он с раннего возраста лучше других разбирался в школьных дисциплинах, ловчее всех щёлкал примеры и задачки, назубок помнил исторические события и даты.

Не любил Валерка только литературу, так как быстро уверился, что каждая книжка, особенно из школьной программы, превозносит совестливых или душевных. А его детская душа была глубоко искорёжена ненавистной роднёй. Можно сказать, совсем этой ничего от этой души не осталось. Значит, не про него и всякие сюсявые сказки, лучше уж глотать приключения или крутые детективы. Те, что по программе не проходят…

Так и тянулось полное горькой обиды время. Валерка люто зверился на более счастливых однокашников, ненавидел и их, и интернат, и семью свою. Воя по ночам в подушку от бессильной (пока!) злобы, он клялся, что всем отомстит за своё унижение, за разодранное детство. Все, все получите своё, дайте только срок!

А что обещания его исполнятся – в том парнишка не сомневался. Он рано стал готовиться к тому, чтобы поквитаться с обидчиками. Казённая жизнь научила его быть не по-детски хитрым, терпеть и выжидать. Единственным другом была промоченная слезами комковатая подушка, потому как с нищенкой и изгоем никому из ребят водиться не хотелось. Не нашлось и толкового педагога, что сумел бы разгадать, какие черти рыщут вокруг этой обойдённой теплом душонки.

Совершенствуясь в бесчисленных подленьких каверзах, мальчишка со временем стал прямо-таки бичом интерната. Он то и дело исподтишка подначивал воспитанников на ссоры и свары. Бывало, что подводил под монастырь даже преподавателей. Сам чужие деньги или вещи украдёт, а подстроит так, чтобы на другого кого подумали. Ребята передерутся, учителя переругаются, а ему того и надо: поделом вам, захребетники и маменькины сыночки! Как лучшему подарку радовался, когда сотоварищи начинали мутузить друг друга. Совсем как теперь, когда ссорились родные дочери!

Обстановка вокруг Кротова складывалась недобрая и нервная, как он сам. Все знали, чьих рук дело очередная подлянка. Знали, а пакостника и воришку за руку ухватить не могли – таким изворотливым он был, хитро заметая свои гаденькие следы. Поэтому интернат вздохнул, когда Кротов закончил восемь классов и подался в предавшую его семью.