– Неужто опять Курилов обидел? – пошутил он, вытирая её смуглые щёки своим необъятным платком, не подозревая, что попал в самую болевую точку. Хлюпая и повторяя «Ну почему опять мне такое?» она рассказала о недавнем звонке Витаса.
– Да… Видать, крепко ты сыпанула соли им на хвост, если даже Курилов забыл про всякий политес. А он – хорёк осторожный. Коли себя не помня вопит, значит, его сначала в полный рост поимело собственный шеф. Так с чего у вас сыр-бор разгорелся?
Пока Романыч заваривал неизменный чай с коньячком, Лариса подробно посвятила его в неоконченную эпопею с «Пластиком». Сокольский выслушал хмуро, потом опрокинул, не разбавляя, увесистую рюмку «пятизвёздночного»:
– Попали вы с этим заказом, так попали. Это надо же – напороться на войну аж с самыми верхами! И не соскочишь, пока не иссякнет повод для публикаций. Самое паршивое, что плетью обуха не перешибёшь, а ты у нас нынче та самая плеть и есть. Да, Лора, получается у тебя замешивать скандалы!
Чай, больше похожий на чифирь, поспел. Сокольский втиснул Ларису в обшарпанное гостевое креслице, немного пометался по своему микроскопическому кабинетику, потом пристроился на подоконнике с дымящейся кружкой в руках:
– Не хотел раньше времени говорить, да теперь скажу… Помнишь, я просил скопировать запись твоего предыдущего разговора с Витасом? (Ты, кстати, перекинь мне и нынешний образчик вашего делового общения!). Так вот, я послал кассетку в Москву, в правление Российского Союза – как иллюстрацию к докладу про обстановочку, что создали для нашего брата журналиста местные чиновники. Написал, конечно же, и про Лёню, попросил какого-нибудь прикрытия хотя бы для тебя – ведь дело идёт к тому, что съедят они настырную дурёху.
Андрей в своей манере неторопливо и шумно прихлебнул из кружки. Ну что он тянет кота за хвост, этот Сокольский! Лариса напряглась закрученной струной и, забыв о чае, всем корпусом подалась навстречу новостям.
– Союз, конечно, не прокуратура и не кадровое агентство, но кое-что и он может – продолжал мытарить Романыч. – Вскоре по факсу мне пришёл ответ за важными подписями, что Союз ищет, куда бы тебя от наших шакалов спрятать. Было обещано со дня на день прислать свои варианты. Как тебе перспективка?
Лариса сидела, не отвечая, по щекам её опять струились слёзы. Такой друг, как Андрей, один стоит сотни прочих!
Вероника смачно пыхает вишнёвым дымком и мерно расхаживает по офису в бывшей гостинице. Так ей удобнее всесторонне препарировать измышления следствия. Адвокатесса, что с неё взять! Привыкла всегда чувствовать себя в образе…
Перед знакомством с Дмитрием Кирьяновым Друзь побывала у баллистиков. Эксперты установили любопытные вещи. Убойно стреляли совсем не из расхристанного карабина, гильзы от которого были найдены на месте преступления, и совсем не с того бережка, где полоскался Златковский и егозил Кротов. Выстрелы были сделаны из винтовки с оптикой прямо с воды – скорее всего, из какой-нибудь лодки. На чистом течении, в черте города уже освобождённом от льдов, болталось немало рыбацких судёнышек. Киллер и сработал под любителя ловли весенней рыбки, жадно глотающей с поверхности реки кислород.
Оказалось также, что это любопытное заключение давно валяется в баллистической лаборатории, никем не востребованное. По старой дружбе адвокатессе удалось заполучить копию документа.
– Уж если Диме-попугаю даже баллистика не нужна, то разыскивать какую-то лодку он и вовсе не станет. Гильзы утонули, винтовочку давно затащило течением в омут или под какую-нибудь дальнюю корягу… Ни тебе главных улик, ни истинного орудия преступления. Вот уж точно: концы в воду! А на голой баллистике далеко не уедешь. И он, шельмец, это знает.
– Коли припрёт, то быстренько будет измыслен какой-нибудь другой документик, где всё сойдется – и гильзы с оружием, и траектории пуль, – удручённо констатирует Друзь, сердито попыхивая негритоской. Но тут же решительно подхватывается:
– Но мы с тобой всё равно обязаны состряпать из этой экспертизы преогромное лыко в их строку, да, Лора?
Лариса предпочитает смолчать в ожидании, покуда Друзь вытряхнет из своих закромов все погремушки. Та не заставляет себя ждать:
– А почему не спрашиваешь, что там в Овсеевке?
– Спрашиваю: в Овсеевке что-нибудь выездили? – в голосе Ларисы отчего-то звучит надежда. Сочувствует она этому незнакомому ей Охрипенко, что ли? Журналистскую этику нарушаете, мадам! Где ваша отстранённость и неподкупность? Где принцип холодного объективного зеркала?
–Там та же история: и да, и нет. Городской навороченной машины или машин никто из местных не видел. Хотя, как ты умно заметила, всё могло происходить ночью, а ночью деревенская публика устало или мертвецки пьяно спит. Правда, на почте припомнили, что в апреле был им звонок из города. Какая-то девчонка (неужто и до семьи Крота добрались?!) слёзно причитала, чтобы пригласили дяденьку городского постояльца. За ним сбегали, и он поговорил по телефону, минуты три. Не похоже, что с ребёнком. Просто молчал и испуганно слушал. Под конец гаркнул: «Так точно!», и бегом кинулся к себе. А минут через пятнадцать уехал.
Как божилась квартирная хозяйка, вернулся «дяденька постоялец» недели через две, тихий и в матину пьяный. Ну а вскоре и опера пожаловали – вязать сердешного. Приехали не абы куда, а конкретно в Овсеевку – точно знали, где зверь залёг.