Лучше бы это не произносилось! Александр Павлович и предполагать не мог, что гнусная Кротовская натура с малых лет не переносила ни потыканий, ни тем более угроз. От них этот трусоватый подонок приходил в безудержную ярость, способную наделать много бед. Если бы мальчишки-предприниматели тогда, при разборках на стройке, не взялись пугать Валеру расправой, может, всё и закончилось бы совсем иначе. Но слово вылетело, и ярость заслонила весь мир, подтолкнула злобного беса нажать на курок пистолета.
Крот всем существом восстал против попытки достать его угрозами. Он бросился на адвоката с кулаками. Присмирел только, когда с виду хлипкий Саша железным хватом усмирил его дряблые руки:
– Спокойно, Андреич, нам с тобой делить нечего. Это лишь мои предположения. Но кто знает, не приходят ли те же мысли и в другие головы? Всегда нужно просчитывать, что может думать противник и даже приятель…
Притихший Кротов уже сожалел о минутной вспышке. В каталажке нервы стали совсем ни к чёрту, надо бы попросить привезти для успокоения каких-нибудь колёс. Отводя глаза, он заворчал:
– Какие ещё киллеры! Меня уберёте, кто ж вам покажет, что заказ был от этого мужика с «Пластика»? Ведь вам не я нужен, а тот Гришка долбаный? Если меня – того, то весь ваш карточный домик мигом развалился, опять ищи-свищи годных подозреваемых! Не настоящего же заказчика притягивать!
Арестант сел на кровать, сбросив на пол поднос с остатками привезённого накануне «цивильного» ужина. Жалобно звякнул расколотый бокал.
– Ты бы, адвокат, чем меня уму-разуму учить, лучше бы поспрошал ТОГО чела, сделает он после суда, что обещал, или как?
Заметив смущённый взгляд Депова, сбавил обороты:
– Что, тебе до его шестка не допрыгнуть … сверчок? Тогда хоть следаку намекни, что Крот желает ясности. А иначе будет играть в свою игру. Давай шагай, да привези к завтрему каких-нибудь лекарств для поправления нервов. Ну и жратвы из «Волны», само собой. Соляночки душа просит, и расстегайчиков со стерлядью…
Ольга Ивановна была до крайности возбуждена. На столе у рекламной богини лежали сразу три бумаги: письмо из холдинга, официоз из прокуратуры и телефонограмма из мэрии. «Пластик» требовал неукоснительного исполнения графика публикаций. Ваня Горланов в своём косноязычным пресс-релизе сообщал крупицы обстоятельств дела Охрипенко и по обыкновению именем прокурора города призывал к аккуратности в его освещении. Курилов напоминал о социальном резонансе темы Златковского, требуя не возбуждать у населения излишней нервозности и до суда над убийцами не высказывать преждевременных суждений. Другими словами – молчать в тряпочку.
– Обложили!.. Ну да Ваню с Витасом мы как-нибудь объедем, не впервой. Работа у них такая – прессу шпынять. А дело нашего каравана – идти вперёд – невесело пошутила Лебедева.
– Если бы печаль была только в этих клоунах… Мне тут на ушко шепнули, что в Охрипенко вцепилось всё высшее зауральское начальство! В посадке Гриши усердствуют главные городские заправилы. Убийство Злата наделало столько шума, что слухи о нём дошли и до столицы, и там жалами заводили. Все хотят поживиться на этом горе. Наш прокурор с присными теперь спит и видит, как бы поскорее отрапортовать наверх об успехе дела. Его понуканиями со дня на день должно быть полностью раскрыто заказное преступление, да ещё и социально значимого лица. Первая в стране полная заказуха, когда изобличены и заказчик, и исполнитель, Так сказать, классическое убийство! Ты понимаешь, чем это нам светит?
После разговора с Вероникой Лариса ох как понимала. Опять надвигается небо с овчинку. Вот почему так цинично небрежен важняк Кирьянов! Зачем этому попугаю чёткие соответствия фактов, выверенные детали, зачем какие-то не укладывающиеся в требуемое русло экспертизы? Задача поставлена отправить Григория Николаевича на нары, и он эту задачу выполнит, даже если придётся поступиться профессионализмом и честностью. Будет долбать свою жертву, пока не прикончит. Клюв-то у попугаев такой, что легко справляется даже с крупной добычей. Может и по назойливым газетчикам пройтись…
– С прокурорскими понятно. А остальным какой в том интерес?
– Ты, Лебедева, опять дурочку включаешь, или меня испытываешь? – золочёные очёчки сверкнули злобно.
– Никого я не испытываю! У мэра и его свиты погон ведь нет? Они-то что поимеют с посадки Гриши?
– Господи, как тяжело продираться через твою тупость! Да в доле вся эта шайка, как ты не уразумеешь! Я разве не говорила, что на «Пластик» нацелилась иностранная фирма? Как приберёт наш холдинг немецкая братва во главе с Генькой Блюмом, так тем, кто способствует угроблению детища Златковского, обломятся солидные куши. Мэр ещё и вздохнёт спокойно – некому станет постоянно нависать над его головой своим авторитетом. А на то, что будет похерено единственное в регионе прибыльное и перспективное предприятие, дающее хлеб тысячам людей, правящей городом публике наплевать. Им не до будущности, и тем более не до работяг, им своя близкая выгода глаза застит. Эта хорошо знакомая мне свора всеми силами станет толкать «Пластик» в спину, да ещё улюлюкать вслед падающему колоссу.
Лариса слушала её с полуулыбкой. Интересно, как повела бы себя наша праведница, будь она сейчас в рядах этой смой своры?
Будто прочитав её мысли, Гришина сказала уже с меньшим запалом:
– Мы, прошлое руководство, тоже не святые. И подличали, и приворовывали. Я лично, бывало, подмахивала вредоносные бумаги. Чинуши есть чинуши. Но чтобы до тла разорять городское добро – такого не случалось. Поверишь ли, трудно принять весь этот беспредел, когда и мои старания есть в раскручивании Германова химпроизводства…