Они брели знакомыми с детства улочками, ещё полными дневным теплом. Любимый праздник уходил вслед за сверкающим диском позолоченной луны. В густом пряном воздухе разливалось томление от дурмана цветущих кустов, шёпота трав на нескошенных ещё газонах. Боясь раскиснуть под призывным напором спутника, Лариса снова вернулась к застольной шарманке:
– Саша, ты знаешь про Златковского что-то конкретное?
Депов с досадой пнул подвернувшийся камешек. Лора неисправима! Что она за баба такая? Идёт в майских сумерках с изнывающим от хотения мужиком, а в голове всё какие-то убийства!
– Конкретное? А к чему вопрос?
– Да нам «Пластик» заказал божничку для Охрипенко…
– Ясненько…Тебе лично?
– Ну да… Только не начинай стращать, хорошо? Если есть что сказать – ответь!
Александру Павловичу захотелось послать её к чёрту. Но, вспомнив упёртость Ларисы, из-за которой та могла наворотить бед, сдержался. Коротко нарисовал почти ту же картину, что накануне – Гришина.
– Каким ветром к тебе наносит все эти закулисные подробности? – только и спросила Лебедева, выслушав отчёт. – Будто подслушиваешь в соседней комнате!
– Ты, Лорик, забыла, кто я по профессии? Всё обо всём знать – мой хлеб, – усмехнулся Депов. Зная, что теперь отказа не будет, властно, до хруста прижал к себе спутницу и впился в вялые губы, которые ещё противились, но ответили. Баш на баш!
Возмужавший при толковом руководстве «Пластик» всё чаще становился объектом заинтересованного внимания множества глаз. На фоне поголовного упадка городской промышленности его растущие обороты вызывали одобрение – у одних, зависть – у других, хищные вожделения – у третьих. В последнее время на успешное химическое производство нацелились взгляды даже из-за рубежа: его акции наперебой скупали как местные, так и некие европейские толстосумы. Правда, сторонним фигурам такое счастье выпадало нечасто: Златковский, ведомый природным экономистом Гришей Охрипенко, зорко оберегал свои владения.
Гром грянул, откуда не ждали. В конце марта Германа Ивановича пригласил для беседы градоначальник. Златковский ехал в мэрию без задней мысли: его часто звали приватно обсудить тот или иной городской проект. Так сказать, прощупать мнение потенциального инвестора. Руководство «Пластика» от социальных программ не бегало, давало деньги и на школы, и на детсады – не без пользы для себя, разумеется. Вот и нынче директор был уверен, что мэр станет клянчить копеечку на какое-нибудь очередное инфраструктурное начинание.
Однако речь пошла совсем о другом. Мэр представил ему невысокого субтильного и броско одетого брюнета:
– Господин Генрих Блюм, Германия. Фирма (последовала малопонятная аббревиатура), которую он представляет, ведёт поиск партнёров для создания совместного русско-немецкого предприятия. Здесь, в Зауралье, herr Blum интересуется вашим холдингом. Конкретику дела вы сможете обсудить в приватной беседе. Со своей стороны подчеркну, что и руководство региона всячески приветствует подобные инициативы…
Хочется городскому голове иностранных денежек, блин! – мысленно ругнулся Златковский, исподволь приглядываясь к гостю. Уж больно знакомой казалась его наружность. Блюм, Генрих Блюм… Да это же Генька Блюмкин! При Советах – один из клерков Старого Мони, а в перестройку – организатор его карманной финансовой пирамидки. С наших нив червячок…
Когда они, наконец, остались одни, Златковский сделал вид, что принял Геньку за подлинного иностранца. Даже о переводчике заикнулся. Но тот чистым сибирским говорком пояснил, что родом из этих мест, хотя ныне и выехамши в фатерлянд. Много таких геньков, нанюхав заграничную родню, подались от российской разрухи в благоденствующие европы…
Что ж понадобилось немцам от «Пластика»?
Блюм-Блюмкин открытым текстом заявил, что его хозяева желают стать совладельцами холдинга, а ещё лучше – получить контрольный пакет акций. И как можно скорее.
– Вы уже не слишком молоды, на благо немытой России своё оттрубили. Пора из вонючих цехов на более престижные места перебираться. В Госдуму, к примеру… Сговоримся – будет вам туда зелёный свет!
Златковский вскипел, но виду не подал, с вшивотой забугорной раскланялся, как с порядочным человеком. Пока, правда, ничего не пообещал, – надо, мол, всё прикинуть и обдумать: