Глава 22
Каждый, кто в 90-х годах сталкивался с российским судопроизводством, рано или поздно убеждался: дело это небыстрое. Да какое небыстрое! Разбирательства длились месяцами, случалось – и годами. Участники судебных разборок успевали жениться, произвести на свет потомство, развестись, а то и помереть, а воз стоял всё там же. Росла армия свидетелей, копились горы бумаг, судьи уже едва помнили, с чего пошёл сыр-бор. А канитель тянулась и тянулась, и конца-края ей не было видно…
Как газетчик, Лебедева не раз бывала на различных судебных рассмотрениях, и прекрасно понимала их алгоритм. Поэтому не обольщалась, что кашу, заваренную Валерием Андреевичем Кротовым, сможет одним днём расхлебать даже самый квалифицированный состав судейских. И всё же нервничала. Слушания шли уже несколько дней, а от матрон, бес бы их побрал, не было ни слуху, ни духу. Надумали обойтись без её не слишком-то ценных показаний?
Отбой её устраивал. Внутреннее чутьё беспрестанным зуммером изводило душу: зря ты лезешь, зря, зря… Своей интуиции Лариса верила, но изменить принятого решения уже не могла. Терзал образ старой отчаявшейся женщины, стоящей перед ней на коленях. И несмышлёныша Асмолова не она ли втянула в такое дрянное предприятие? Да и вообще… Теперь на попятную идти поздно.
Она была человеком принципов, отчего сама порою страдала. Но если решалась, то уже не отступала, даже если сомнения в кровь мочалили душу.
В эти мучительно тянущиеся дни выручила бы, увела от неотвязных дум работа, такая, чтобы без продыху. Но как назло, не было никакой. После «совещания в горшках» Гришина потребовала, чтобы Лариса во всех подробностях описала на бумаге концепцию своих новых коммерческих полос. С разжёванным до молекул ноу-хау начальница теперь безвылазно сидела наверху, пытаясь поворотить оглобли заскорузлого мышления руководства на свою сторону. Дело подавалось с трудом, так как чисто редакторские обязанности, которые лихо исполнял Сокольский, теперь кирпичом болтались на шее Триша. Появление нового заместителя, мало что смыслящего в подготовке текущих номеров, не разгрузило «нашего Ильича»; он тяжело неуклюже барахтался в бесконечной вычитке оригиналов и полос.
Пока высший редакционный эшелон судил да рядил, подчинённая изнывала от безделья и недобрых предчувствий. Хотя вместе с тем и радовалась возникшему перерыву: если она всё же понадобится в суде, то улизнуть со службы сможет легко. За неимением заданий отлучилась-де по личным делам.
Улизнуть потребовалось на пятый день. С вечера позвонила Венецкая, неживым шелестящим голосом сообщила, что опрос свидетелей назначен на завтрашнее утреннее заседание, официальная повестка для Лебедевой у неё на руках. Она больше ни на чём не настаивала и даже не просила. Просто довела до сведения. Дальше, Лариса Петровна, как совесть подскажет.
Лариса ждала этого момента. Несмотря на бесконечные колебания, внутренне готовилась к нему, подбирала слова, которые скажет на суде. А подошел час, и растерялась. Ну можно ли в уголовном деле, каких город ещё не знавал, принять всерьёз какую-то газетную цидульку, даже если писана она со слов супруги преступника? Да и о чём Лариса Лебедева может свидетельствовать? Что-де написала с чужих слов чистую правду?
Ночь она почти не спала, уставившись в потолок. Колька, которому передавалась нервозность Лоло, несколько раз просыпался, молча вёл её на кухню, капал в рюмочку корвалол, безуспешно пытался убаюкать. Но, опрокинувшись на несколько минут в тягучий дурман сна, она снова таращилась на знакомые трещинки, считала цветочки на давно не меняных обоях. Представляла и не могла до конца представить, как будет стоять под недоверчивыми взглядами судей, под злобным прищуром Кротова, под презрительными усмешками его вульгарных дочерей. Одно дело – привычно со стороны наблюдать для текущей заметки, как раскладываются по эпизодам и статьям чьи-то чужие судьбы. И совсем другое – самой участвовать в процессе, под страхом уголовной ответственности давать свидетельские показания, пусть даже процесс касается тебя лишь косвенно.
Однако утро Лариса встретила если не бодрой, то хотя бы работоспособной и подтянутой. Автоматически включилось её счастливое умение собираться в сложных или опасных ситуациях. Сегодня была как раз такая…
Она без спешки умылась и тщательно накрасилась, подчеркнув серо-золотистыми тенями разлёт тигриных глаз. Пышные пряди погасила строгим узлом на шее. Надела шоколадно-коричневый в тонкую бордовую полоску брючный костюм и алую блузку. Встала на высокие дорогие шпильки, вытянувшие фигуру. Вид был эффектный, хотя и казалась она несколько старше. Вышедший проводить её Колька даже присвистнул: величественность его Лоло впечатляла. Именно так и должна выглядеть успешная представительница четвёртой власти! Утром, как и ночью, он не приставал, боясь нарушить так необходимую ей сосредоточенность. Лишь когда уходила, на пороге до боли крепко прижал к себе: удачи, любимая!
Здание городского суда выгодно отличалось от судов районного ранга солидной просторностью; оно было сдано в эксплуатацию недавно, уже в годы перестройки. В широких коридорах, пахнущих свежей краской и застарелой пылью бумаг, у дверей залов заседаний толпились люди. Лариса легко нашла нужный ей: здесь клубилось больше всего народу. Среди разношерстной толпы выцепила взглядом кучку «кожанов» с крепкими бритыми затылками, кричащие наряды дочек, скорбно маячившую за колонной фигуру Елены Кротовой. Бригады телевизионщиков не наблюдалось: эти если и придут, то лишь на оглашение приговора. А может и не пустили в зал – зачем лишняя огласка? Хотя кому и чего опасаться теперь, когда в городе про эти бочки и так на всех углах судачат…
Поодаль, не смешиваясь с прочими, в парАх эксклюзивного парфюма переминались джентльмены другого пошиба. Не только дорогие пиджачные тройки, бешеной цены часы, холёные руки и выскобленные лица говорили о высоком статусе этих персон. Их безошибочно выделяли особые взгляды поверх голов. Те самые ледяные спесивые взгляды, что присущи людям, обладающим большими полномочиями. Так в те годы смотрели на простолюдинов представители реальной власти. Холодок пробежал у Ларисы между лопаток: среди обособленной кучки знати она увидела Виталия Курилова, начальника над всеми печатными и электронными СМИ города. Этого-то какая нелёгкая сюда занесла? Неужели тоже есть нужда прогнуться перед убийцей Кротом? Так или иначе, но пересечение с Витасом не сулит ей ничего хорошего. И обойти его не получится, обоих чёрт воткнул в один зал.
Асмолова видно не было.
Навстречу Ларисе тяжело поднялись заметно поникшие и осунувшиеся матери потерпевших. В них ничего не осталось от тех вальяжных барынек, что недавно беззастенчиво пытались давить на Лебедеву.
Рядом крутился худой вертлявый субъект, напоминавший голенастого бройлера,– адвокат Виталий, как представила его Венецкая. Юрист сразу затараторил, что надо бы скоренько заявить Ларису Петровну в свидетели, даже не спросив, что она собирается сообщить судьям.
– У вас же нет возражений? Нет? Тогда позвольте документик, проверить требуется, без ошибочек ли записано…
Виталий близоруко елозил носом по страничкам паспорта; перелистывая их, мусолил пальцы. Пыльные штиблеты, замятины на костюме, под мышкой – виды видавшая дерматиновая папочка… Лариса невольно сравнила его с Деповым: адвокат стороны, к которой она примкнула, безнадёжно проигрывал противнику. Хотя, наверное, неправильно встречать человека по одёжке?
– Лариса Петровна, спасибо за Асмолова. Думаю, его слово будет для нас важно. Так ведь, Виталий? – Венецкая говорила тем же, что вчера, замученным голосом.