9.5. Фестиваль Исаака Башевиса Зингера, Варшава.
В последние годы, однако, эти архивные изображения польских евреев начинают жить новой материальной жизнью на улицах современной Варшавы, где они становятся частью городского пространства (ил. 9.5). Их регулярно использует сама Голда Тенцер для оформления сцены во время ежегодно проходящего в Варшаве фестиваля Исаака Башевиса Зингера, который организует возглавляемый ею Идишский театр. Часть изображений и после закрытия фестиваля остается – словно неразобранная декорация, призрачное напоминание об уничтоженных жизнях – на тех самых городских пространствах, откуда многие из запечатленных на этих снимках исчезли – были изгнаны или убиты. Эти фотографии становятся частью импровизированных мемориалов и мест поклонения на Еврейском кладбище Варшавы, приобретая там иную глубину, объем и социальную функцию, нежели способна обеспечить книга или инсталляция на выставке.
9.6. Сьюзен Майселас, пример инсталляции на выставке «Курдистан: в тени истории».
Экспозиция «Курдистан» участвовала во множестве выставок, и Майселас специально искала способы подчеркнуть материальную и социальную функцию собранных ею изображений и предметов, сделать осязаемым «ощущение времени, работающего в выжившем», чередуя теплые страницы альбома с холодными, демонстрируя острые грани, царапины и разбитые стеклянные тарелки (ил. 96)21. «Я подчеркиваю фотографию как предмет, артефакт, однажды снятый, а сейчас стареющий и меняющий цвет»22, – пишет она.
Демонстрируя оригинальные, иногда потрепанные и обгоревшие фотографии и предметы в стеклянных витринах и на стенах, экспозиция «Курдистан» возвращает это ощущение материальности. Изображения людей, держащих в руках или носящих на себе собственные фотографии или фото членов своей семьи, включая снимки их рук, подчеркивают тактильность собранных предметов и словно бы вытягивают из посетителя тактильные желания. Такая демонстрация помогает изображениям выйти за собственные рамки, став свидетельством о социальной реальности. В качестве предметов-свидетелей они становятся документами повседневной жизни, информируя об актах воплощенного обмена опытом в сообществе, в котором играли важную материальную роль. Они могут намекать на особенности семейной или общинной жизни и свидетельствовать о культурном взаимодействии, которому они сами обязаны появлением на свет и сохранением, – о встречах с колонизаторами, миссионерами, журналистами и антропологами, а также с архивистами и собирателями вроде Майселас.
Выставки – кратковременные события, и если «Курдистан», как и «И я все еще вижу их лица», продолжит свою жизнь, это случится уже в интернете. Интернет предлагает расширенные архивные возможности домицилиации, консигнации и демонстрации. Однако в отличие от «Курдистана» веб-сайт «И я все еще вижу их лица» сохраняет линейную прогрессию книги и не предпринимает попыток использовать многочисленные возможности интернета, вводя дополнительные ссылки или альтернативные траектории23. Напротив, запущенный после выхода книги в 1997 году сайт Aka Kurdistan представляет собой подвижную сеть, состоящую из серии хронологически, пространственно и лингвистически взаимосвязанных ссылок, хранящих огромное количество культурной и исторической информации24. Мобилизуя способности интернета как коллективного пространства для экспонирования изображений и текстов из многочисленных официальных и частных архивов, он представляет собой, как указывает подзаголовок, «пространство коллективной памяти и культурного обмена». Посетитель сайта Aka Kurdistan может использовать его разными способами: изучать недавнюю историю, следуя по карте и временной шкале, чтобы найти фотографии и тексты по истории Курдистана и его культуры из курдских и западных источников; может попробовать идентифицировать фотографии неизвестного происхождения или опубликовать фото для идентификации; может, наконец, добавить собственные истории и фотографии. Представители курдских общин диаспоры и архивисты, имеющие доступ к малоизвестным коллекциям, а также частные лица, исследователи и ученые могут предоставлять материалы в цифровом виде, благодаря чему коллекция продолжает расти и изменяться. И все же, как архив Web 1.0, он курируется одним веб-мастером, самой Сьюзен Майселас, и это она в конечном счете отбирает материалы для сайта. Однако, как объясняет Майселас,
процесс допуска был открытым, чаще всего мне сначала посылали изображение, затем по электронной почте мы уточняли его контекст и историю. Затем я спрашивала, как, по мнению заявителя, должна быть подана его история, просила его одобрить оформление и внесенные изменения, а также положение снимка на карте и на временной оси. Но общаться по электронной почте не то же самое, что беседовать у кого-то во дворике; это скучный и медленный процесс25.
Загруженные таким образом изображения и истории из курдских источников сообщили проекту личное и семейное измерения. «Я родился в 1979 году в Иране, недалеко от иракской границы, – рассказывает Бахтияр через интервьюера, приславшего его фотографии на сайт. – Поскольку мой отец был политическим активистом, нам пришлось бежать. Это был первый из всех моих двадцати восьми переездов». Страница Бахтияра на сайте, подобно большинству других, выглядит как страница из альбома с фотографиями, подписями к ним и текстом-описанием. Внизу каждой такой страницы расположена ось времени, протянувшаяся более чем на столетие от конца XIX века до начала XXI. Истории отдельных людей таким образом оказываются вписаны в линейную историю, локализующую их во времени и пространстве.
Что приобретается, а что теряется, когда альбом или выставка превращаются в сайт? С одной стороны, простота, с которой может распространяться информация в интернете, ее доступность и воспроизводимость, а также возможность неограниченно расширять содержание любого цифрового архива дают возможность выйти на гораздо большую аудиторию по всему миру, чем позволяют аналоговые источники, на основе которых развивались цифровые сайты. Интернет позволяет любому архивному проекту многократно превосходить частные, семейные или общедоступные альбомы как размерами, так и количеством потенциальных зрителей и пользователей. И все же цифровые материалы, часто сжатые, увеличенные или отредактированные, лишаются запаха, размера и тактильной материальности не только «реальных», но и аналоговых «оригиналов», служащих для них основой. Это уже не предметы-свидетели
С переходом к формату Web 2.0 степень интерактивности возрастает, и пользователи получают возможность изменять сайты, взаимодействовать с ними без контроля их создателей. Кураторы и собиратели дают пользователям все больше свободы. Я бы сказала, что это обусловливает дальнейшее развитие от альбома к другим форматам социального взаимодействия и различным технологиям коллекционирования, организации и преподнесения материала. С одной стороны, рост возможностей взаимодействия, о котором свидетельствуют просьбы присылать изображения и истории на сайте Aka Kurdistan, привлекает на сайт посетителей, вовлекая их в общее дело, – а это гораздо больше, чем просто сотрудничество в создании
Но что значат эти изменения для исторической миссии архивов постпамяти? Как вызвать и передать аффект в цифровой среде? По мнению антрополога Элизабет Эдвардс, в проекте «Курдистан» «фотографии демонстрируют доступ не только к исторической реальности, но к аффективной „исторической поэтике”»28. Граница между материальным и виртуальным исчезает по мере того, как эти альбомы и коллекции обретают новые формы на новых и взаимно обогащающих друг друга носителях, делая архивные практики все более открытыми и интерактивными. А потому сами изображения и предметы «развиваются», будучи погружены в среду, которую Джефф Уолл назвал «текучим» и «неисчислимым» временем29. В то же самое время фотографии обладают «твердостью», будучи произведены на свет оптическим фотографическим аппаратом, связанным с современным видением и его доказательной силой30. Эту двойственность хорошо иллюстрирует еще одно изображение матери/ребенка, отзывающееся эхом в других изображениях, которые мы обсуждали на страницах настоящей книги.
Альтернативные истории и контрвоспоминания
На фотографии под номером 124 в альбоме «И я все еще вижу их лица» изображена улыбающаяся молодая женщина, которая, присев, обнимает маленькую хорошо одетую девочку; та же смотрит чуть в сторону и слегка улыбается (ил. 9.7). Это вполне стандартная фотография, какие часто делают летом на улице: на женщине летнее платье и сандалии. Как все окружающие ее фотографии семей с детьми, это фото одновременно трогательное и горькое: мать и ребенок открыты навстречу предстоящей им жизни, но в действительности им предстоит пережить жестокое уничтожение всего их сообщества. Фотографию сопровождает длинный и совершенно поразительный текст. Надпись «Ципора Зонштайн (урожденная Яблон) и ее дочь Рахиль, рожденная в Седльце в сентябре 1941 года», не просто поясняет, кто эти два изображенных на фото человека. За ней сквозит целая история спасения, дружбы и заботы со множеством важных деталей, на которые намекают названные имена и даты. Эта историю рассказывает ее непосредственная участница Зофия Ольжаковская Глазерова из Варшавы, которая и подарила составительнице альбома эту карточку. Отдельные эпизоды повторяют обычные для таких повествований этапы – организация гетто в Седльце в 1942 году, затем депортация евреев оттуда в Треблинку, перед которой Ципора отдает дочь своей подруге, нееврейке Сабине Завадской.
9.7. Изображение 124, Ципора и Рахиль.
В своем кратком тексте Зофия рассказывает, как взяла Рахиль у Сабины и отвезла девочку к своей сестре, где та воспитывалась вместе с маленьким племянником; как после войны Рахиль забрали к дяде в Израиль, и она росла в киббуце. Зофия не объясняет свою связь с Ципорой и не говорит о том, что случилось с молодой женщиной на фотографии. Этот краткий сопроводительный текст оставляет куда больше вопросов, чем дает ответов: как эти две еврейки попали в объектив фотоаппарата и как смогли получить проявленную и отпечатанную фотографию страшным летом 1942 года? И что же все-таки случилось с Ципорой?
Мне удалось подробнее разузнать историю этой фотографии у своей коллеги Джудит Гринберг, живущей в США родственницы Ципоры и Рахили, которая сейчас пишет о них книгу. Оказывается, Ципора покончила с собой, а не погибла в Треблинке. Ее муж служил в еврейской полиции, что может объяснять съемку и изготовление фотографий в это трудное время. Ципора оставила маленькую дочь своим школьным подругам Сабине и Зофии, которые спасли ее и продолжали заботиться о ней всю жизнь. Ципора передала короткий дневник и три фотографии другому еврею, которому удалось выпрыгнуть из поезда и передать их Зофии. На обороте каждой из фотографий, датирующихся тем же днем, что и первая, написаны от руки послания, обращенные к маленькой дочери: «Это твоя мама, которая не могла вырастить тебя, – писала она на обороте одной из них. – Надеюсь, ты никогда не ощутишь того, что меня нет рядом, и не будешь чувствовать себя оставленной мною. Я хочу, чтобы самостоятельная жизнь принесла тебе счастье и ты могла гордиться собой. Вот чего я тебе желаю. Твоя бедная мама».
Когда Джудит Гринберг недавно навестила Зофию Глазерову в Варшаве, она обнаружила много других фотографий Ципоры в альбомах Зофии – школьные снимки, фотографии выездов на природу, дней рождений и вечеринок в саду. Девушек связывала крепкая дружба. Повзрослев, Зофия и другие ее подруги-нееврейки стали вместе заботиться о дочери Ципоры. В среде ассимилированных евреев, в которой жила Ципора, подобная крепкая дружба и преодолевающие этнические границы социальные связи были обычным явлением. Каждая фотография из этих альбомов таит за собой похожую историю, однако короткие подписи к ним в книгах и на выставках не могут передать ощущения напластований потерь и взаимовыручки, которые сделали возможным включение этих фотографий в коллекцию.
В альбоме «И я все еще вижу их лица» хранителями еврейской памяти становятся поляки. Тенцер рассказывает довольно неожиданную историю встречи и взаимодействия. «Я» в названии проекта относится к поляку, а не к еврею, а «их» – к евреям. Как собиратель коллекции Тенцер занимает обе эти позиции. «Все еще» указывает на непрерывность памяти. По словам Тенцер, дарители передают свои фотографии с глубоким участием, стремясь почтить память своих соседей, одноклассников или коллег и увековечить эти взаимоотношения. Как пишет Голда Тенцер,
этот альбом был создан людьми, которые хранили эти фотографии сначала в годы войны, а затем еще на протяжении полувека, ожидая кого-то, кто решит их собрать. Они усыновили их, приняли их в свои семьи. «Я посылаю вам две фотографии евреев, друзей моего отца. Мама прятала их во время оккупации, а после войны она вклеила их фотографии в альбом. Не сомневаюсь, что вы хорошо позаботитесь об этих снимках. Прошу прощения за задержку, но мне нужно было немного поговорить с ними, чтобы расстаться тепло и без скорби»31.
Как у Зофии, в домашних собраниях у большинства передавших свои фотографии наверняка есть и другие снимки, ожидающие подходящего места, куда бы их можно было передать, хотя скоро, в следующих поколениях, связи, позволяющие определить, кто есть кто на этих фотографиях, будут утеряны. Поэтому рядом с теми фото, которые мы видим, мы должны мысленно представлять себе тысячи других, утерянных или уничтоженных.