Книги

Пьесы

22
18
20
22
24
26
28
30

К о л и н с к и й. Я родом из Восточной Моравии, жил в городе Градец Кралевы. Старая чешская семья, не коммунисты, но все же добрые чехи. (Пауза). Теперь из-за меня наше имя проклято во всем городе. Когда Гитлер ворвался к нам, когда Лондон и Париж предали нас, я объявил себя немцем. Вы знаете, это разрешалось всем, кто мог доказать хоть полпроцента арийской крови у своей прабабки. От меня отвернулись все, даже друзья. Я должен был врать, врать близким людям.

Ф у ч и к. Зачем же понадобился этот маскарад?

К о л и н с к и й. В Градце Кралевом тюрьма была забита чехами. Им приходилось там очень скверно. И я подумал: лучше им иметь рядом меня, чем какого-нибудь озверевшего наци. И я пошел туда. А потом, когда стали искать людей для Праги, я сумел достать рекомендации, и меня перевели сюда, в Панкрац. (Помолчав). И если я и здесь пригожусь моим землякам, пусть меня еще громче проклинают дома.

Ф у ч и к (недоверчиво). Послушайте, какое мне дело до всего этого?

К о л и н с к и й (понимающе). Не спешите, Фучик. Кое о чем спрошу вас. Не хотели ли бы вы что-нибудь передать на волю? Что-нибудь написать?

Ф у ч и к. Не понимаю вас. Мне не о чем писать.

К о л и н с к и й. Ну, о том, как вы попали сюда. Не предал ли вас кто-нибудь? Кто как держался здесь… Что нужно будет делать потом. Пригодится, если не сегодня, так в будущем.

Фучик молчит.

Понимаю, вы не верите мне? Не бойтесь, никто не узнает — вынесу и спрячу. Поймают, я первый заплачу головой. Ну, так как? Будете писать?

Ф у ч и к. Нет.

К о л и н с к и й (протягивает бумагу и карандаш, которые были спрятаны за бортом мундира). Возьмите. Возьмите же, Фучик.

Ф у ч и к (потянулся к нему и сразу же отпрянул). Нет, нет.

К о л и н с к и й (положил бумагу и карандаш под матрац). Если начнете, дайте мне знать. (Выходит).

Ф у ч и к (взволнованно). Слишком хорошо, чтобы можно было поверить! Кто он? Истинный друг или провокатор? Человек в мундире врага — и сам протягивает тебе руку, чтоб ты не погиб бесследно… Писать! Передать в будущее то, что ты видел, передумал, пережил. Писать? Нет, нет. Пока нет. Это может быть и великим счастьем и большой ловушкой…

Открывается дверь. В и л л и  пропускает в камеру  П е ш е к а  и  И р ж и.

П е ш е к (протягивает Фучику несколько смятых маргариток). Юльча, они росли во дворе, возле мусорных ящиков. Но, ей-богу, пахнут не хуже, чем в парке на Градчанах! Возьми, это тебе, ты же любишь цветы.

Ф у ч и к. Спасибо, отец. Спасибо! Это самые дорогие и красивые цветы в моей жизни. Подумайте сами: цветы, пробившиеся сквозь камень! Садитесь оба поближе ко мне и слушайте внимательно. Возможно, сегодня, только что, я нашел того, кто поможет нам пробить первую щель в этих стенах!

П е ш е к. О ком ты, Юльча?

Ф у ч и к. Что вы скажете о Колинском?

П е ш е к. Колинский? Странный он человек, этот наш надзиратель. Всегда разговаривает только по-чешски. И никогда не ударит, не обругает.