Свет медленно гаснет, и только после томительной долгой паузы вспыхивает луч прожектора-«пистолета». Он выхватывает из темноты неподвижную С е р а ф и м у в той же позе, в кресле с платком на плечах.
Бутылки вина, фужеров и вазы с фруктами на столике уже нет. Загорается еще один световой луч. В нескольких шагах от Серафимы, опираясь на палку-трость, стоит человек лет пятидесяти, с нервным тонким лицом. Прямые русые волосы падают на высокий лоб.
Это — п о э т.
Серафима смотрит на него, не отрывая взгляда, и медленно встает навстречу.
Поэт с острым интересом рассматривает ее и нерешительно приближается. Он слегка прихрамывает.
П о э т. Вот ты, значит, какая теперь, Серафима Николаевна…
С е р а ф и м а (еще отрешенно). Моя жизнь… Моя жизнь… Что же было в ней?
П о э т. Прежде всего — война, фронт, товарищ старший сержант.
С е р а ф и м а (вглядываясь в ночного гостя). Да, война. И молодость. И первая любовь…
П о э т. И поэтому ты вспомнила сейчас обо мне, Сима?
С е р а ф и м а. Прошлое человека всегда с ним.
Поэт подходит к Серафиме, протягивает ей букет белых хризантем.
(Кивком головы благодарит). Хризантемы в декабре… (Берет букет, ставит его в цветочник). Когда-то ты дарил мне васильки и луговые ромашки.
П о э т. Здравствуй, Сима-Симочка! Наша бессонная, неугомонная сестричка из дивизионного медсанбата… Ты, которой я первой отважился читать свои корявые фронтовые вирши.
С е р а ф и м а. Худющий остриженный солдатик — отважный истребитель немецких танков… Неисправимый мечтатель на костылях, веселый фантазер в застиранной гимнастерке… (Протягивает ему руку). Ну, здравствуй! Поэт удерживает ее руку в своих руках.
Здравствуй еще раз. Вчера я была на твоем вечере.
П о э т (он поражен). Все-таки пришла? Не надеялся. И даже боялся этого.
С е р а ф и м а. Но почему же? Столько вызовов и цветов!
Поэт выпускает ее руку и молчит. Он что-то почувствовал в интонации Серафимы.
П о э т. Не следовало мне приезжать сюда, в этот город. Я знаю.
