Снупи на часах у Тони замирает в позе Траволты на дискотеке в «Лихорадке субботнего вечера»[46]. Мне пора домой на ужин.

– Мне остаться? – спрашиваю я.

Тони снова качает головой.

– Все будет в порядке, – заверяет меня он.

– А твой отец…

– Я разберусь.

– Тебе не обязательно разбираться в одиночку.

– Знаю. Но без тебя мне будет проще. С папой мне справиться проще, чем с мамой, при условии, что страсти немного улягутся. – Тони заранее знает, какие слова вертятся у меня на языке. – Пол, я в курсе, что это неправильно, но расклад такой. Прямо сейчас я вынужден исходить из существующего расклада.

– Позвони мне, – прошу я, кивнув.

– Позвоню, – обещает Тони. В его голосе ни тени сомнения. Я ему верю.

Три часа спустя Тони звонит. Трубку берет моя мама.

– Тони! – восторженно восклицает она. – Я так рада слышать твой голос! Я тут орехи макадамия купила, так что приезжай скорее. Могу, как раньше, и из дома тебя забрать и обратно отвезти. У нас тебе всегда рады.

Господи, я обожаю свою маму!

– На следующих выборах Бога я проголосую за твою маму, – клянется Тони, когда трубку беру я.

– Как все прошло?

– Ну… – Голос у Тони мрачнеет. – Боюсь, мою комнату ты какое-то время не увидишь.

– Тони…

– Зато ты сможешь как следует рассмотреть нашу кухню. Только руки не распускай, ладно?

Вот каковы на вкус маленькие победы – капля удивления и целое море облегчения. От них прошлое кажется светлее, и даже еще светлее того видится будущее, пусть даже на миг. От них кажется, что добро побеждает. Такое кажется вполне возможным.

В восемь лет я стал первым открытым геем – президентом класса. В большом городе я видел, как мужчины идут по улице, держась за руки. Я читал, что в соседнем штате женщины заключают однополые браки. Я встретил парня, в которого, похоже, влюбился, и не сбежал от него. Я верю, что могу быть кем мне захочется. Все это придает мне сил. Равно как и нечто простое, вроде разговора с Тони по телефону после комендантского часа или новости о том, что теперь мы будем тусить у них на кухне без необходимости врать.