– Я серьезно.

Беспредельная Дарлин вздыхает.

– Шесть к одному на то, что ты будешь с Ноем; пять к одному, что вернешься к Кайлу; и два к одному на то, что просрешь оба шанса и следующие двадцать дней прокукуешь один.

– И на что поставила ты?

Бесконечная Дарлин хлопает ресницами.

– Девушка никогда такое не скажет! – щебечет она и упархивает прочь.

Интересно, какова вероятность того, что Ной уже слышал сплетни? Семьдесят пять процентов? Пятьдесят?

Перемен в его настроении я не заметил – ни внезапных подозрений, ни настороженности. А за последнюю неделю мы виделись немало. Мы встречались. В среду после уроков мы выбрались в город на Ночь музеев и наблюдали за посетителями. Студенты-лирики в заношенных свитерах стояли эдакими жердями-интеллектуалами, а разодетые в пух и прах европейцы пробирались и проплывали мимо них, беседуя на эмоциональных, колоритных языках. В четверг мы пересекались с Тони, а то казалось, я сто лет его не видел. По-моему, Ной с Тони неплохо поладили, хотя присутствие Ноя усложнило нам выполнение домашки.

Еще мы целовались как безумные. И продолжаем целоваться. Мы целуемся часы напролет, сами того не замечая. Времени у нас хоть отбавляй, и в кои-то веки кажется, что отбавить его никто не стремится.

К счастью, мне не нужно исчезать из жизни других людей, чтобы влиться в жизнь Ноя. Эгоистичной парочкой (вроде Джони и Чака) мы становиться не хотим. Я даже успел несколько раз пообщаться с Кайлом, но не так долго, как в первый раз. Наше общение свелось к разговорам, хотя то, что мы в принципе разговариваем, что-то значит. Что именно, не понимаем ни он, ни я.

Я вздыхаю с облегчением, когда Ной и Кайл уезжают на выходные: Ной – пообщаться с друзьями из города, где жил раньше, Кайл – навестить разболевшуюся тетю.

Джони совершает промах, подкатив ко мне в пятницу днем, после того как я пообщался с Беспредельной Дарлин. Чак подкатывает вместе с ней. Ей невдомек, что мне известно о том, что она проболталась, и это еще удивительнее того, что я не подумал об этом сразу.

– Мы собираемся за Тони, – объявляет она. – Хочешь с нами?

Пожалуй, это единственные слова на свете, которые на данном этапе способны усадить меня к ней в машину. Они взывают к фибрам моей души, мечтающим совершить путешествие во времени – переместиться в недалекое прошлое, когда Джони, Тони и я были неразлучной троицей.

Разумеется, на этот раз с нами увязывается Чак. Занять переднее сиденье он мне не предлагает, а усаживается на него, как на свое по праву.

Джони, кажется, ничего не замечает.

В итоге я устраиваюсь на заднем сиденье среди пустых бутылок из-под сока «Фреш Саманта» (сок пьет Джони) и мятых бутылок колы (колу пьет Чак). Я гадаю, когда Джони перестала вовремя выносить мусор, и начинаю жалеть, что добровольно записался в пассажиры. Злость на Джони за то, что поделилась моими мыслями с Чаком, приближается к точке кипения. Я обещаю себе потолковать с ней в тот самый момент, когда мы окажемся наедине. Заветный момент так и не наступает. Они даже в туалет вместе ходят.

Раздражение чуток сглаживается, когда на заднее сиденье ко мне прыгает Тони: теперь мне есть с кем переглядываться. Первый раз мы это делаем (я таращу глаза, Тони вскидывает брови), когда Чак, захватив контроль над радиоустройством, врубает какой-то Тестостероновый Рок, идеально подходящий для «профессиональных» компиляций по спортивной борьбе. Вторая переглядка (я недоуменно щурюсь, Тони воздевает глаза к небу) спровоцирована Чаком, который начинает подпевать и чихвостит нас за то, что мы к нему не присоединяемся. Будто я знаю слова песни под названием «Она пустомеля».

Джони «Пустомеле» тоже не подпевает, но неубедительно пытается отбивать такт на руле. В какой-то момент она случайно задевает гудок, чем жутко смешит Чака.

– Классная гуделка! – фыркает он.