Меглина уводят. У Есени звонит телефон. Есеня долго не берет трубку. Наконец отвечает:
– Я не смогла. Потому что там были люди. Они все видели. Меня бы посадили, и Вера бы меня лет через десять увидела. Я все сделаю. Но правильно. Только не дави на меня.
Отключает связь. Рука дрожит, ей стоило больших трудов сдержаться.
По небольшой центральной улице городка Есеня идет к Широкову. Он, направляясь к ней, останавливается у торговки в гипертрофированной народной одежде, продающей на улице калачи с лотка. Торговка протягивает ему калач, завернув в салфетку. Широков косится на приближающуюся Есеню.
– Вам взять? Вкусные калачи. На вологодских сливках.
Есеня отказывается, покачав головой.
– Сколько?
Лезет в карман за кошельком.
– Да вы что, Петр Андреевич?.. Угощайтесь!
– Бери деньги.
В голосе сталь, продавщица испуганно взяла купюру, застыв под его взглядом. Он продолжает смотреть, и с каждой секундой продавщица чувствует себя еще более неловко.
– Что?..
– Сдачу!..
Продавщица испуганно отсчитывает деньги. Широков и Есеня идут по улице. Он мрачно, без охоты, жует калач.
– Почему вы не сказали, что гостиница принадлежит вам?
– Жене моей, ладно?
– Да. Конечно, это все меняет.
– Самое паскудное занятие – оправдываться. Так что я не буду. Если позволишь.
– Как хотите.
– Присядем?