Есеня оглядывается. Стемнело, они – на пустом бульваре, под фонарем, рядом никого. Широков садится на лавку. Она – на другом конце. Широков кладет руку на лавку и оборачивается к Есене так, что она видит кобуру с пистолетом у него на боку.

– Рассказывай. Что нарыла.

Есеня быстро для себя решает – попытаться выйти из разговора или пойти на риск. Выбирает второе.

– Встаньте на мое место. Пропал постоялец вашего отеля. Якобы выехал. Тайком, среди ночи. А через пару дней где-то в районе обнаруживается труп обгорелого бомжа. И теперь снова. Только бомж не бомж вовсе, а иностранец. Может, и тогда был не бомж, а?

– Я их оформлял как бомжей. Так проще.

Признание прозвучало буднично. Неожиданно.

– Жена помогала вам?

Широков после паузы – ему, очевидно, тяжело признать это, коротко кивает, не глядя на Есеню.

– Я, кстати, могу с ней поговорить?

– Это сильно вряд ли.

– Почему? Я запрошу ее выдачу, уверена, мне пойдут навстречу…

Широков качает головой.

– Ей осталась пара месяцев. Пока документы, то-се… Умрет в дороге. Онкология. Четверка. Так что со мной что хочешь делай, сажай, стреляй. А ей дай уйти спокойно. Она же не убивала.

Он придвигается к ней, и только сейчас она замечает, что он тяжело, свинцово, мертвецки пьян. На боку – пистолет, в глазах – бездна.

– Петр Андреевич, вы выпили?

– Есть такое.

Широков достает пистолет. Держит его в руке, опущенной на колено.

– Дайте мне оружие. От греха.

– А вот это хрен…

Долгая пауза. Есеня видит – под внешней маской спокойствия – потенциальный взрыв. Говорит, чтобы заполнить пустоту.