– Не собирался. Там же слушали. И в розетках трещало…
– Ничего, что я здесь? – Есеня смотрит на него зло, качает головой.
– А чего у него? С розетками? Личное что-то? – Ивашев непонимающе смотрит в сторону Меглина.
– А ничего, что он здесь?
– Я ж любя.
– Кукольник его знает. Что пил каждый вечер – знает. Что не ходит к нему никто – знает! Вспоминай, Ваня! – Меглин кивает в сторону Есени и Ивашева.
– Сами знаете, воспоминания – губят.
Меглин, схватив Ивашева за плечи, напряженно смотрит ему в глаза.
– Он приглядывал за тобой. Давно. Он же не знал. Когда мы его поймать соберемся. Значит, всегда надо быть готовым. Он тебя и берег. Как консервы. Чтоб когда шум пойдет – тебя предъявить.
Есеня обращается к Меглину:
– Думаешь, он давно все продумал?
– А ты видела, как он шьет?! Стежки ровные! Спокоен – бояться нечего! Тыл прикрыт! Он постоянно рядом крутился с Ивашевым.
– …Со мной многие здоровались. Кто к своим, на могилки, ходил. Я за могилками приглядывал… Я же хозяин был. Шестьдесят тысяч человек – и все мои. А родственники, конечно, оставляли выпить. И он оставлял.
– В лицо его видел?
– Нет, он… приезжал часто, а из машины не вылезал – встанет за забором и сидит. Ну, не знаю, как у вас, а я, если человека два раза увидел, он мне уже почти родич. Я ему рукой махну – он развернется и уедет. Ну, я думал – мало ли, у человека переживание свое…
– Какая машина, марка?!
Ивашев простодушно улыбается.
– С багажником. Не знаю, такая старая, что марку уже не опознать.
Меглина знобит, он утирает пот со лба.
– Узнаем… Он туда приедет…