Только Вера распахнула объятия, чтобы заключить в них сухонькую фигурку Василисы Юрьевны, как на ее плечи легли тяжелые мохнатые лапы. Вера чудом удержала равновесие и не завалилась на спину. Шершавый язык царапнул ее нежную щеку, обдав желудочным запахом.

— Вот дурень, — усмехнулась Василиса Юрьевна. — Никак не могу воспитать из него настоящего охранника. Полает немного для приличия, а потом обниматься ко всем лезет. Любвеобильный очень. Здоровый кобель, а глупый.

— Московская, — довольно заметила Вера и потрепала собаку за ухом. В ответ пес радостно замахал хвостом и лизнул ее в другую щеку.

— Хватит, Дружок, иди ко мне, — скомандовала Василиса Юрьевна. — Ко мне, сказала!

Собака грустно, совсем по-человечески вздохнула и, наконец, опустила мохнатые лапы на землю. Вера нежно обняла Василису Юрьевну. От нее пахло свежевскопанной землей, молодой листвой и чем-то печеным — все эти ароматы, смешавшись в единое амбре, прокатились по Вериному горлу, опустились в желудок, приятно защекотали в правом боку и засвербели в носу. Глаза вмиг повлажнели и Вера тихонько всхлипнула. Василиса Юрьевна ободряюще постучала молодую женщину по спине и наклонилась к Степашке, который все это время жался к Вериному боку, будто пытаясь в него врасти.

— Как же я рада видеть тебя, мой маленький капитан, — протянула она к нему сухонькие ручки. — Пойдем, я обниму тебя.

— Не пойду, — отчаянно замахал головой Степашка. — Ты страшная. И собака у тебя страшная. На лешего похожа. А ты на Бабу Ягу.

— Какая же я Баба Яга? — тихонько захихикала старушка. — Вот ты нашел с кем меня сравнить. Как был фантазером, так и остался. Оно и хорошо. Ребенок без фантазии и на ребенка не похож.

— А на кого он похож? — заинтересовался Степашка.

— На сухое бревно, — выпалила старушка. — Малыш, ты голоден?

— Блинов хочу, — мечтательно заявил мальчик.

— Будут тебе блины с коровьим молочком и клубничным вареньем, — крякнула старушка и выпрямилась. — Пошли в дом. Хватит на пороге топтаться. Верунь, ты бы предупредила, что приехать хочешь. Ты ж меня до смерти напугала. В такое позднее время в нашу дыру только беда заезжает.

— Так я и не собиралась, — пошла следом за старушкой Вера. — Только сегодня утром решила вас проведать. Работу все равно всю не переделать. Как бы ты ни старалась. А родных людей у меня всего двое — вы да Степашка. Нельзя об этом забывать. Хотя я, стыдно признаться, почти забыла.

— Что признаешь — это хорошо, — поддакнула Василиса Юрьевна. — Значит, не совсем ты человек потерянный. Юрка говорит, что ты не хочешь сюда приезжать из-за дурных воспоминаний да из-за косых взглядов соседей. А я думаю, чего им косо на тебя смотреть, если они тебя не знают. Ты стала совсем другим человеком. Юрка показывал мне твои фотографии.

Рассуждая на эту тему, Василиса Юрьевна зашла в дом, щелкнула выключателем, повернулась к Вере и замерла с широко открытым ртом.

— Ты ли это, Верунь? — глухо поинтересовалась она и попятилась назад. — Или сатана меня разыгрывает? Разговаривает твоим голосом в образе совсем другой прекрасной девушки.

— Василиса Юрьевна, как вы можете! — строго сдвинула брови Вера, хотя больше всего в этот момент ей хотелось засмеяться. — Вы — умная, образованная женщина, бывший редактор серьезного издания и верите во всякую нечисть. Стыдно мне за вас, Василиса Юрьевна! Стыдно!

— Бабуля, а у вас глазки не выпадут? — поинтересовался Степашка. — Вы их так выпучили — даже я так не могу.

Не в силах больше сдерживаться, Вера сдавленно прыснула. Следом затряслась от смеха Василиса Юрьевна. Только Степашка переводил удивленные глазки с одной женщины на другую.

Все еще продолжая смеяться, Вера еще раз обняла старушку, погладила ее по ухоженным, недавно окрашенным волосам и сказала: