— По дороге мы купим шашлык в лаваше, — попыталась успокоить она Степашку. — Как ты любишь. И еще купим…
— Не надо ничего покупать, — раздался строгий голос Василисы Юрьевны. — Сегодня вы никуда не поедете. Во-первых, на улице — ночь, а во-вторых — нам с тобой нужно серьезно поговорить. Корми своего мальца блинами и укладывай его спать. У Степана сегодня был тяжелый день. Ему нужно отдохнуть.
— Слышала, чего бабушка скомандовала? — деловито поинтересовался мальчик. — А старших надо слушаться. Ты сама так говоришь. Значит, остаемся здесь. Ура!
Степашка высвободился из полотенца и, размахивая им в воздухе, запрыгал по кровати.
— Думаю, для всех будет лучше, если мы сейчас уедем, — стоя спиной к Василисе Юрьевне, неуверенно сказала Вера.
— Без тебя знаю, как будет лучше. Не тебе меня учить. Чего ж ты от меня лицо прячешь? Стыдно что ль?
— Очень стыдно, — призналась Вера. — Знаю, что очень виновата перед вами. Но оправдываться не буду. У меня не было другого выхода.
— Был, — легкая ладонь Василисы Юрьевны легла Вере на плечо. — Только ты не захотела его искать. Ленивая нынче молодежь пошла. Жуть, какая ленивая. Легких путей все время ищет. Так и ты. Взяла то, что само в руки шло. А теперь не знаешь, как от этой ноши избавиться. Всегда так бывает, когда чужой груз себе на плечи взваливаешь.
— Простите меня, Василиса Юрьевна, — запнулась Вера. — Если сможете.
— Главное, чтобы ты сама смогла себя простить. Одевай своего мальца и приходите на кухню блины есть. Пока не остыли.
Глава 27
Блины, как и все блюда Василисы Юрьевны, удались на славу: золотистые, пышные, ароматные. И, судя по довольному личику Степашки, очень вкусные. Мальчик доедал четвертый блин, а Вера не могла попробовать и кусочка. Горло скрутилось в тугой комок и не пропускало внутрь пищу. Не поднимая глаз от тарелки, она исподтишка наблюдала за Степашкой, который сидел рядом и непрестанно болтал, за что Вера была ему безумно благодарна.
Наевшись «до отвала», как высказался мальчик, он убежал в зал. На кухне сразу повисла напряженная тишина.
— А где Юра? — густо покраснела Вера.
— Выгнала я его, кобеля такого, — спокойно сообщила старушка. — Сказала, чтоб домой, к жене катился. Я разврат не приветствую.
— Почему меня не выгнали? — поинтересовалась Вера.
— Если не ты, то была бы другая, — помолчав несколько секунд, ответила пожилая женщина. — Юрка всегда жутким бабником был. Его не переделать. Дочь прощала его похождения. Она и до сих пор свято верит, что все мужчины гуляют от своих жен. Мягкотелая она очень. Непонятно, в кого такая получилась. Муж у меня политиком был. Очень жесткий, характерный, требовательный. Я всю жизнь творческим коллективом руководила. Сама знаешь, какая это работа. А дочь настоящей размазней выросла. И Юрка этим пользуется. Да и кто бы пользоваться не стал? Не заслуживает она его уважения. К ее словам он никогда не прислушивался. Она его к совести взывает, а он в телевизор пялится. Ее монологи для него, что ветер.
Да и Бог с ним. Главное, что семью не бросает. Троих детей дочери одной не потянуть. Сама она не работала никогда. Хоть и имеет диплом о высшем образовании. На последнем курсе Машеньку родила. Черед два с половиной года Мишу. Следом — Валечку. Когда ей было работать? И Юрку она любит. Смотрит на него, как на божество. Каждое его слово ловит. Даже смотреть неприятно. Он баб чуть ли ни в дом водит, а она ему тапочки на пороге обувает.
Это даже хорошо, что он с тобой встречается. У тебя нет резона его из семьи уводить. Да и должок у тебя передо мной. Девушка ты не подлая, совестливая. Так что переманивать его на свою сторону не будешь. Я правильно говорю?
— Абсолютно, — подтвердила ее слова Вера и впервые за время позднего ужина посмотрела на Василису Юрьевну. — Все таки вы — удивительная женщина. Мудрая и всепрощающая. Непонятно лишь одно. Почему вы позволили ему заселить вас в эту глухомань? Этот дом на ладан дышит. До ближайшего магазина — километр. Ведь Юра далеко не бедный. Деньгами любит сорить.