Сады бахаи в Хайфе входят в число самых прекрасных мест на планете. Это одна из главных туристических достопримечательностей Израиля, которую некоторые считают восьмым чудом света. Девятнадцать террас, спускающихся по склону горы Кармель к Средиземному морю, кажутся частью иного мира, святыней, полной покоя, — словно сам Бог возвел их как островок безмятежности посреди штормов и светильник, сияющий во тьме. Я вырос в вере бахаи и потому всегда мечтал оказаться там. Но, пожалуй, еще сильнее я желал посетить место упокоения Бахауллы (пророка и основателя религии бахаи), которое находится в двадцати минутах пути от Садов Бахаи, в Акке. Годами я слушал истории о силе и духовном влиянии, которое ощущали все, кто побывал здесь. И я немного нервничал, потому что начал понимать: это не лучшая точка для начала путешествия, подобного нашему.

Когда мы добрались до Акки, Трэвис устал и решил вздремнуть, отправив меня в святилище одного. Я помню, что сначала рассердился на него — в моих глазах он повел себя словно христианин, приехавший в Иерусалим, но проспавший все отведенное на город время. Однако мое раздражение уступило место благодарности, когда я осознал: это шанс побыть в одиночестве в таком святом и волшебном месте и вскоре я впервые испытаю на себе, каково это — чисто и смиренно попросить Господа прикоснуться к моей жизни.

Я сидел на скамейке лицом к востоку. Солнце палило, воздух был напоен ароматом роз. Небольшая группа немецких туристов только что закончила свою экскурсию и делала последние фотографии садов. Я закрыл глаза и почувствовал потребность, необходимость попросить Бога использовать меня так, как он/она/оно считает нужным, — чтобы я мог послужить ему/ей наилучшим образом. Я молился о том, чтобы Бог сделал меня своим инструментом. Я просил направить меня, прояснить мой ум и использовать меня во благо человечеству. Вероятно, это была самая смиренная молитва в моей жизни, и я часто вспоминаю этот момент, удивляясь, почему молился так долго. Посидев в размышлениях, я захотел спуститься на сто пятьдесят метров по тропе и войти в святилище Бахауллы — самое священное место для бахаи на земле, то самое, в направлении которого мы обращаем свои ежедневные молитвы.

На протяжении многих лет я слышал об энергии и силе, окружающих это святилище. Люди не раз рассказывали мне, как они, переступив его порог, начинали рыдать (хотя были уверены, что не станут). Моя мама посетила это место в молодости, и, по ее словам, во время молитвы к ней пришло видение о том, что скоро она встретит моего отца (это произошло спустя несколько лет). По мере того как я приближался к скромному строению, похожему на обычный дом, я все больше нервничал. Внезапно меня охватило сомнение: вдруг я недостаточно готов или недостаточно чист, чтобы войти. Что я должен сделать или сказать? Что, если у меня мало опыта? Значит ли это, что я недостаточно духовен? Сняв ботинки и войдя в здание, я ощутил странное, почти мгновенное изменение физического качества воздуха. Он будто стал гуще или что-то в этом роде. Я могу сравнить это с погружением под воду. Я чувствовал, как воздух обволакивает меня — тот воздух, которого обычно не замечаешь. В этой комнате он был текучим и словно обнимал меня. С любовью. Словно хотел напомнить мне, что я не просто полноценен, а более чем полноценен. В тот момент, будто по сценарию, как только этот густой воздух перетек в мои легкие и наполнил каждую клеточку моего тела осознанием того, что я любим… я расплакался. Мои ноги ослабли, и мне пришлось напрячься, чтобы не рухнуть на пол в рыданиях. Я опустился на колени и начал молиться. Я благодарил непостижимую сущность, которой является Бог, за свою жизнь, за свои сильные и слабые стороны, за испытания, за то, что Он создал меня и никогда не оставлял, и самое главное — за его любовь. За любовь к самым темным и уродливым моим сторонам, которые я сам не могу полюбить. За любовь ко всему тому, что составляет меня. Я уже никогда не буду прежним.

После этого, как бы я ни пытался сопротивляться, мое сердце обновилось. Это не значит, что я стал совершенным, или внезапно обрел сверхчеловеческое терпение, доброту и благодать, или научился не говорить глупости и не играть чужие роли, или перестал использовать порнографию, или преодолел собственное эго и травмы. Скорее, это значит, что моя душа и даже мое тело с того самого момента научились инстинктивно понимать, когда я следую своей низкой природе вместо того, чтобы стремиться к высоким идеалам, когда мои поступки не соответствуют тому, кто я есть в действительности, глубоко внутри. В общем, я осознал, что я больше, чем тот образ, который общество навязывает мне, больше, чем мое тело, больше, чем моя карьера, больше, чем любые мои представления о самом себе; теперь эта идея вытатуирована на моем сердце и помогает мне быстрее выбираться из болота поверхностного понимания. Я рассказываю все это в качестве своеобразного предисловия; хотя я и уверен, что прошел через мощный опыт, я стараюсь поменьше говорить о нем, потому что часто вижу людей, которые твердят о своем «духовном пробуждении», но жизнь при этом ведут совсем не «духовную». Сейчас я понимаю: главное, что приносит момент духовного пробуждения или просветления, — это проблеск осознания, что вы больше, чем вы думали. Что вы — часть чего-то прекрасного и большего, чем вы сами по себе. Что вы самодостаточны. Из этого не следует, что теперь вы будете постоянно выглядеть и поступать иначе, чем прежде, — ведь когда мы узнаём о неполезности некоторых продуктов, мы не прекращаем в один миг употреблять их. Но знание дает нам понимание: продолжая есть их, мы станем чувствовать себя не лучшим образом и в конце жизни будем нести ответственность лишь за то, что знаем.

О тех минутах, когда я стоял на коленях в молитве, я склонен думать как об одном из значимых моментов моей жизни, заставившем меня прекратить борьбу. Как будто то, что составляло основу меня, устало притворяться тем, кем я не был и кем, как мне казалось, меня хотел видеть мир. Самая глубокая, самая подлинная часть меня взывала, молила о помощи, потому что, несмотря на уроки мужественности, я не мог вынести этого один. Возвращаясь к тому мигу, я думаю, что тогда я, возможно, впервые подсознательно отбросил свое стремление быть полноценным мужчиной ради желания быть просто полноценным (а позже это приведет к пониманию: я уже полноценен).

Напряжение никогда по-настоящему не спадает, но мое восприятие его может измениться. Единственная разница между бытием «полноценным мужчиной» и просто «полноценным», конечно же, в слове «мужчина». А если я брошу вызов этому слову, не откроется ли мне путь к другому? Я верю: у каждого из нас две природы, высшая и низшая, и цель нашей жизни на Земле состоит в том, чтобы чаще выходить победителем из битв между ними, и для этого важна духовность.

После трех дней, проведенных в Хайфе (не прошла еще и неделя нашего путешествия), мне позвонили и предложили работу в небольшом фильме, позже получившем название Bulletproof Bride («Пуленепробиваемая невеста»). Оказалось, видео, которое я снял для проб в поезде по пути в Хайфу, на фоне подростков в камуфляже и с автоматическим оружием, принесло мне работу с гонораром, почти точно соответствующим условию досрочного завершения нашего похода. Это был знак судьбы, в котором я так нуждался. Но не тот, которого я хотел.

Я улетел обратно в Штаты и оттуда внимательно следил за путешествием Трэвиса, который славно повеселился за нас двоих. Я снимался в том фильме около трех недель и вскоре организовал Духовные беседы, заложившие основу для моего нынешнего путешествия (оно теперь продлится до конца моих дней). Путешествия, в рамках которого я хочу упразднить значимость бытия мужчиной и создать для себя больше пространства, где смогу быть человеком, собой, как сказал французский философ Пьер Тейяр де Шарден, «духовной сущностью с человеческим опытом». Мне приятно знать, что Трэвис все эти годы оставался на моей стороне. Он тоже погрузился в религию и сейчас идет своей дорогой к упразднению некоторых аспектов собственной мужественности. Я понятия не имел, что парень, на которого я стремился походить, страдал ровно так же, как и я; мы не знали об этом, потому что были слишком мужественными, чтобы делиться подобными вещами.

Ровно через год после того, как мы с Эмили обменялись приветствиями на пробах для JCPenney, мне внезапно позвонили и пригласили на пробы для другой рекламы. За год я побывал уже на двух или трех рекламных кастингах, но в тот момент у меня было прекрасное настроение, и я подумал: почему бы нет? Это снова оказалась ежегодная рождественская реклама JCPenney. На этот раз, по непонятным причинам, я не опоздал, а пришел на четыре часа раньше назначенного — видимо, моя судьба наконец-то взялась за дело, — и кого же я встретил там? Самое лучезарное существо, женщину, которая уже полтора года могла бы быть моей женой, — Эмили Фокслер. Мы пересеклись в том же месте, на том же прослушивании, ровно через год с точностью до недели. Заполняя необходимые бумаги, я вдруг почувствовал сильнейшее желание поднять глаза. Там была она. Эмили не заметила меня сначала, но я — я заметил ее сразу. Она улыбнулась. Я улыбнулся. Она сказала, что многое пережила за этот год. Поделилась со мной некоторыми мыслями, упомянула о наставнике, с которым занималась, и о том, что находится в глубоком духовном поиске. Мое сердце остановилось. Я ловил каждое ее слово и чувствовал нечто, что могу описать только как знание: в этой случайной встрече заключено больше, чем кажется с первого взгляда; этот яркий свет и источник женственной энергии может быть моим человеком, а я — ее. Перед тем как мы разошлись по пробам, я пригласил ее на Духовные беседы. Она пришла на ближайшую по времени, и с этого началась наша прекрасная и совсем не идеальная история любви.

Будь это киносценарий, я остановился бы на этом месте, оставив зрителя с уверенностью: все эти неудачные встречи были нужны каждому из нас, чтобы мы успели проделать собственное путешествие вглубь себя до того, как объединимся, влюбимся и заживем долго и счастливо. А что же в реальности? Мы нашли свое счастье в работе. В неудобствах. В борьбе. Не то счастье, которое свалилось на голову, а счастье, требующее знания, то счастье, которое приходится сознательно выбирать каждый день.

Со стороны наши отношения казались волшебными, между нами словно сверкали искры, и многие говорили, что мы созданы друг для друга. Изнутри это выглядело почти так же — вокруг действительно искрило, но лишь потому, что наши личные истории, полные неуверенности, травм и социального давления, походили на два камня, постоянно бьющихся друг о друга. Мы буквально воспламенялись и полыхали из-за необходимости реально работать над отношениями и из-за противоречий между нашими подлинными и внушенными обществом «я».

В начале отношений (то есть в самом начале, когда я встретил ее на кастинге) у меня возникла глубокая уверенность в том, что Эмили — мой человек, что она та, с кем я хочу создать семью и строить совместную жизнь. Я не могу в точности объяснить, как я понял это, но я понял. Это чувство отличалось от всех, которые я испытывал прежде, и Эмили отличалась от всех, с кем я когда-либо встречался, по многим параметрам: она была полной моей противоположностью и провоцировала во мне то, что никто никогда не провоцировал. Как если бы вы открыли для себя новое упражнение в гимнастическом зале и воспринимаете боль в мышцах после него как показатель, что оно работает. Подобное я чувствовал по отношению к Эмили. Неважно, как трудно было в начале или сколько испытаний это мне принесло, я все равно знал: все происходит правильно. Я ощущал рост, и даже когда он приносил мне дискомфорт, я понимал, что рост — это всегда, всегда хорошо. На самом деле я вряд ли сумею назвать хоть что-то милое моему сердцу, что досталось бы мне без дискомфорта или роста. Эти два понятия неразрывно связаны, и нигде их сочетание не выражается так ярко, как в наших отношениях. Можно сказать, эти совместные испытания подтвердили мое изначальное убеждение: Эмили — мой человек. Проблема заключалась в том, что мы две совершенно разные личности и мой опыт не являлся ее опытом. Короче говоря, она не чувствовала то же самое в отношении меня. Как минимум в начале. Эмили держалась настороженно и робко и не всегда понимала, что делать со мной и фигуральными «нами» помимо того, что нам внушало общество. Фактически первое свидание и последовавший за ним поцелуй прекрасно отражают первые наши месяцы. На том свидании мы отправились на прогулку, искать водопады. Мы хотели дойти как минимум до одного, однако, идя рядом, не были вместе. Я нервничал и был очень возбужден. Я хотел рассмешить ее, но тем утром у меня у самого не получалось смеяться. Меня пугали ее самоуверенность и грациозная внутренняя сила. Я хотел выглядеть так, будто обожаю походы и природу, но глубоко внутри понимал: я городской парень и не обману ее, она легко почувствует малейший признак фальши или неуверенности во мне. Помню, как хотел казаться большим, чем есть на самом деле, потому что был уверен: ей нужно намного больше, чем просто я; я постоянно спрашивал себя, достаточно ли полноценен для нее.

Когда мы вышли, светило солнце, но потом неожиданно пошел дождь. И этот дождь стал для меня словно карточка «выйти из тюрьмы» в «Монополии», подброшенная самой природой. Мы оба сразу же расслабились. В какой-то момент присели на длинное бревно, лежавшее на берегу ручья. И неловко замолчали. Я размышлял, смогу ли победить волнение и поцеловать Эмили. «Нужно сначала спросить ее или лучше просто подождать удобного момента и поцеловать? Необходимо ли мне ее согласие? А может, она из тех, кто ждет, что мужчина возьмет всю ответственность на себя? Или я поднимусь в ее глазах, если спрошу разрешения?» Эти мысли атаковали меня, словно рой злобных пчел, и в конце концов я сделал то, что подсказывало мне сердце, — спросил ее. Она посмотрела на меня, на секунду замялась, а потом, улыбнувшись, сказала «да». «С чем связана эта заминка? Она осуждает меня? Может, думает, что я слабак? Черт, следовало просто поцеловать и рискнуть быть отвергнутым. А может, она такая добрая, потому что мы уже час идем и отказать просто невежливо? Черт! Заткнись, Джастин! Давай!» И я наклонился, поцеловал ее, а она в ответ поцеловала меня. Это было волшебно. Или нет? Я готов поклясться, что между нами проскочил разряд электричества. В этом поцелуе, несовершенном, но таком приятном, я точно почувствовал что-то волшебное. Позже я узнаю: она не почувствовала вообще ничего.

Как я говорил раньше, в моей религии принято глубже изучать особенности того, с кем встречаешься, а не полагаться на дикие и страстные проявления физической любви, так как мы знаем: химия нашего мозга часто заставляет нас путать сиюминутные ощущения и вечные истины. В отношениях с Эмили странным было то, что, какими бы «привлекательными» мы ни казались со стороны — и каждый сам по себе, и как пара, — физическая связь между нами практически отсутствовала. Мы работали в этом направлении. Долго. Можно назвать это проблемой полярности или — как говорят мужчины в гипермаскулинных группах, которые я начал в отчаянии посещать, — дисбалансом мужской и женской энергии. Я прочитал все книги, до которых мог дотянуться, и прошел обязательные для мужчин курсы Дэвида Дейды в попытках отыскать своего внутреннего воина. Ничего не работало. Оказывается, невзирая на мои усилия, Эмили, скажем откровенно, просто боролась со своим влечением ко мне. Сейчас, когда я пишу это, часть меня хочет нажать на капслок и написать что-то вроде: «КО МНЕ? СЕРЬЕЗНО? ОНА МОГЛА БЫ СТАТЬ ТАКОЙ СЧАСТЛИВОЙ!» Так поднимает голову мое эго, желающее скрыть неуверенность, вызванную общением с сильной женщиной. В действительности загвоздка таилась не только в физическом влечении; она пряталась где-то глубже, в моих поступках, в энергии, которая исходила от меня, и все это, соединяясь с травмами и слабыми местами Эмили — общими для многих женщин, — создавало огромную проблему полярности. Это не просто разница между мужским и женским; эта проблема не решается книгами, занятиями и пробуждением внутреннего альфа-самца. Я пробовал все это. Я делал все это. Проблема лежала глубже. Да, ребята, это правда: я не привлекал физически свою подругу, женщину, которую считал той самой, своей, единственной.

Эх, стоило мне написать это, как тут же захотелось стереть все и рассказать сказочную, а не реальную историю. Но я не могу, ведь, выкинув истину, не помогу не только людям, которые, надеюсь, будут читать эту книгу, но и себе самому. Это часть жизни, и я не должен стыдиться ее, как и Эмили. Важно то, что сейчас мы вместе. Мы преодолели и победили так много трудностей, что стыдно не поделиться этим ради счастья других пар, которые могут столкнуться или уже переживают нечто подобное.

Я увлекающийся человек, если вы еще не поняли. Если меня что-то привлекает, я фокусируюсь на этом. Будь это новый гаджет, тренажер или просто идея — я выясню об этом все, что сумею, постараюсь стать экспертом в этом вопросе; я настолько упорен, что мое поведение может выглядеть как навязчивое (и часто таким и является). Это одна из самых больших моих слабостей и также одна из самых сильных моих сторон — благодаря ей я добился успеха в различных творческих областях и в бизнесе. (К тому же, как недавно выяснилось, я Водолей с луной в Скорпионе, и это очевидно подтверждает все вышесказанное, хотя я понятия не имею, что это значит.) Моя увлеченность бывает особенно сильной, когда переносится с вещей или занятий на другого человека. Приведу небольшой пример наших проблем полярности. В самом начале отношений, когда мы с Эмили ходили на вечеринки, мне совершенно не хотелось общаться с другими; я желал быть рядом с единственным человеком — с самой Эмили. Я был буквально одержим ею, и с кем бы ни беседовал, постоянно искал ее глазами, подходил к ней. Я никак не мог насытиться нашими свежими и бодрящими отношениями. Тогда я не знал, что многие женщины воспринимают подобное поведение как контролирующее и удушающее. И то и другое плохо заходит, особенно когда вы встречаетесь с сильной, независимой женщиной, не привыкшей общаться с чувствительным и эмоциональным мужчиной.

В общем, я думал, что веду себя очаровательно и она чувствует себя увереннее в лучах моего влечения к ней, но позже выяснил, что эффект был противоположный. Эмили часто называла меня тогда миленьким щеночком. Ей казалось, что я не мог долго оставаться один, и, едва пропадая из моего поля зрения, она буквально ощущала, как я ищу ее в толпе, и из-за этого хотела спрятаться от меня. Все-таки щенки не только умильные, но и надоедливые. Я пребывал в растерянности. Мое возбуждение и страсть, наши новые отношения заставляли меня стремиться к ней, я порой не мог дождаться встречи, но это, в свою очередь, вызывало в ней страх и смущение. Впоследствии это оттолкнуло ее от меня, мои комплексы неполноценности усугубились, и все это вместе переросло в травму и кризис неуверенности.

Чем больше я копался в этом позже, тем больше осознавал, что совершил две крупные ошибки. Первая: как эмоционально доступный мужчина, я был уверен всегда (особенно на вечеринках): женщина, с которой я рядом, почувствует мое влечение к ней и будет рада, если я стану публично демонстрировать его. В моих прежних отношениях происходило обратное, и обе мои предыдущие подруги возмущались тем, что я не уделял им достаточно внимания либо больше интересовался другими посетителями вечеринки (это правда). Я знаю, что многие мужчины теряются в подобных ситуациях. Одна женщина порой требует от нас определенного поведения, а другую оно отталкивает. Они обе правы; мы не можем судить о мужчинах в целом и точно так же не должны ровнять всех женщин под одну гребенку. Именно поэтому нам, мужчинам, важно не играть роли, меняя маски, а быть честными перед собой, следовать за своей интуицией и одновременно слышать близких людей, получая от них реакцию на наше поведение в режиме реального времени. Игнорируя это, мы не построим фундамент; любая сильная женщина почувствует это и двинется в противоположную сторону, ведь она поймет, что мы изображаем кого-то не от любви, а из страха — страха оказаться неполноценным. Причиной моего поведения на тех вечеринках, если подумать, являлось не только предположение, что все женщины хотят такого отношения, но и частично моя неуверенность. Я хотел публично «закрепить» свою девушку за собой, так как подсознательно считал, что это поможет мне в большей степени почувствовать себя мужчиной. Она была для меня главным призом, а какой мужчина не захочет держать «главный приз» в своих руках? Я желал убедиться, что все мужчины в помещении знают: она со мной. Я не хотел копировать повадки плохих парней и удерживать дистанцию или изображать, будто равнодушен к ней, чтобы дать ей возможность захотеть меня. Я читал все эти книги о науке свиданий, и хотя какие-то советы в них выглядят дельными, это все равно не поможет подготовить плодородную почву для длительных здоровых отношений. Эмили была моим человеком, не девушкой на одну ночь, не той, которую требовалось завоевать. Если бы она решила отвергнуть меня, я хотел, чтобы она отвергла МЕНЯ, а не какого-то парня, которым я притворялся. Так что я совершил попытку, отбросил осторожность и отважился быть собой. Но, конечно, у меня вышло не очень; как ни старался я показать свою живую, уязвимую и страстную натуру, меня все равно терзали неуверенность, страх и сомнения. А это плохие удобрения.

На всякий случай хочу предупредить: противоположный сценарий тоже возможен и постоянно встречается. Мужчины приходят на вечеринки, игнорируют своих партнерш и общаются с другими людьми, чтобы показать, какие они независимые и свободные. Вероятно, такое поведение может каким-то образом вызвать в женщине больший (хотя и временный) интерес к мужчине, однако это манипуляция, вскоре ее действие закончится, и отношения снова останутся без фундамента. Из намеренной манипуляции ничего хорошего не выходит.