Мы переехали в Орегон примерно в то время, когда доступ в интернет через телефон становился все более популярным и доступным. Человек моложе двадцати пяти лет с трудом может представить себе, что на подключение к интернету тогда требовалось как минимум две с половиной минуты, пока компьютер издавал звуки вроде «ур-р-р и-и-и ур-р-р н-н-н и-и-и кр-р-р н-н-н и-и-и гр-р-р ур-р-р». (Если вы не понимаете, о чем я, то поищите в интернете AOL dial-up sounds). Похоже, тогда я был более терпелив.

Мне было десять лет, когда я впервые узнал о порно в интернете. Я остался на ночь у своего друга — его семья, любящая и религиозная, как и моя, дружила с моей. Мальчики, Скотт и Элайджа, близнецы и мои ровесники, пообещали мне показать кое-что, когда родители уснут. Я помню, как ждал, предвкушая что-то запрещенное, пока взрослые не спали.

Наконец мы прокрались из спальни в гостиную, где стоял семейный компьютер. Мальчики включили его, открыли AOL, и почему-то звуки модема не разбудили их родителей. После того как установилось соединение, братья напечатали что-то в поисковой строке, и через целых шесть секунд ожидания загрузилось фото. Полноразмерное фото обнаженной женщины, лежащей в соблазнительной позе (это было задолго до того, как я узнал значение слова «соблазнительный»).

С той ночи я видел, наверное, сотни тысяч похожих изображений; когда же модемы заменил быстрый Wi-Fi, на смену фотографиям пришло видео, однако та первая картинка, похоже, оставила самый глубокий след в моей памяти, открыв, так сказать, ящик Пандоры. Каждый раз, когда я оставался в доме близнецов, мы дожидались, когда взрослые уснут, пробирались в темный холл и при свете компьютерного монитора осваивали секс по порно. В течение следующего года или около того я иногда смотрел порно дома у друзей, но позже и моя семья приобрела компьютер — примерно в тот момент, когда я перешел в среднюю школу и одновременно в пубертатный период. Еще не осознав последнего, я выходил по ночам из своей комнаты, чтобы включить наш компьютер. Позже я приобрел для себя небольшой телевизор с видеопроигрывателем и смотрел фильмы, в которых особенно любимые мною актрисы (в основном с большой грудью) участвовали в любовных сценах; а иногда я даже брал в прокате фильмы категории R и смотрел за закрытой дверью сцены с обнаженными телами или с сексом. (Кстати, несколько неловких моментов произошли в моей жизни в последние годы, на четвертом десятке, когда подростковые фантазии слились с моей профессиональной жизнью, и я подружился с некоторыми из этих женщин.)

Как бы то ни было, но тогда я не знал, что это постоянное, повторяющееся использование порнографии формировало в моем мозге связи, которые проложили дорогу к разновидности болезненного пристрастия и привели к искаженному взгляду не только на секс, но и на собственное тело (и на то, как оно работает), а также на женское тело (и на то, как работает оно). Все начиналось с невинного любопытства в те времена, когда в школах о сексе рассказывали мало, в основном фокусируясь на воздержании, — а порой и вовсе ничего не рассказывали, — а родители не имели ресурсов для сексуального воспитания, которыми мы располагаем сейчас. Для меня — и многих парней — порнография и являлась «сексуальным воспитанием». Нам буквально больше некуда было обратиться, чтобы без опасений задать волнующие вопросы; зачастую наши вопросы даже не относились к сексуальным фантазиям — они касались базового понимания того, как выглядит секс и как им заниматься. Со временем, уже в старшей школе, порно стало для меня чем-то, на что я мог отвлечься, чему я мог «доверять», когда нуждался в эмоциональной разрядке. Чувствуя себя одиноким, неуверенным, тревожным или просто заскучав, я обращался к порнографии и мастурбировал, пока это не вошло в привычку и не превратилось в простой способ побыстрее заснуть. Я вспоминал о порнографии, когда хотел сбежать от мыслей о своей неправильности, — и, да, именно установку на собственную неправильность порнография и закрепляла в моей голове, установку, формировавшуюся в средней и старшей школе: я неправильный, потому что у меня неправильный пенис, ведь пенисы должны не только приносить удовольствие женщинам, но и быть достаточно большими, чтобы причинять им боль. Неправильный, потому что пенисы должны приносить женщинам множественные оргазмы и заставлять их кричать от наслаждения снова и снова, на протяжении нескольких часов. И, в конце концов, неправильный, потому что у меня было мало женщин (если вообще были), я не имел никакого реального опыта в сексе и, конечно, считал себя неполноценным мужчиной.

В старшей школе, когда другие ученики начинали приобщаться к сексу, я хотел придерживаться своих духовных убеждений и держался от секса в стороне. Забавно, я говорю это так, будто имел возможность поступить иначе. Первые несколько лет я ее не имел. Многие мои друзья были христианами, которые следовали укорененной в обществе идее, что секс — это только вагинальный половой акт, а все остальное, и даже анальный секс, не запрещено. Это казалось мне странным.

Мне было около шестнадцати, когда я впервые занялся с девушкой тем, чем занимались другие парни — или, если начистоту, говорили, что занимаются, ведь всем известно: большая часть мальчишеских разговоров в этом возрасте — это смесь из вранья и преувеличений. Помню, мне было страшно, я нервничал, опасаясь, что она станет оценивать меня, что я кончу слишком рано, что не буду полноценным. Мы ехали на заднем сиденье автомобиля ее друзей, и она была на два года старше меня. Я не знал, почему понравился ей, но она была горячей и взрослой, и я не хотел все испортить. Мы возвращались с вечеринки, и она спросила, хочу ли я ее. Я шепотом ответил: «Эм-м-м… сейчас?! Наши друзья в полуметре от нас!» Все это наложилось на тот факт, что, несмотря на огромное количество просмотренных фотографий и видео о сексе, единственным моим партнером до сих пор являлась моя рука. И, да, с одной стороны, я боялся, но, с другой стороны, чувствовал себя крутым парнем, ведь если у нее получится, то у меня появится реальная история, которую я смогу рассказать другим парням, и тогда стану легендой.

Так что я поступил так, как привык поступать в момент нервозности и неуверенности, — приложил слишком много усилий. Я прикинулся крутым парнем и начал играть роль, действуя как герои сериалов и порнофильмов; я излучал уверенность, хотя на самом деле дико волновался. Я сказал «хорошо», она накинула на меня толстовку и приступила. Через тридцать секунд все закончилось. Я чувствовал себя королем и одновременно маленьким мальчиком, вышвырнутым из зоны комфорта. Мне было стыдно из-за того, что я так быстро кончил, я беспокоился оказаться в ее глазах лузером, слишком молодым и неспособным контролировать себя. Но, естественно, рассказывая потом эту историю друзьям, я пропускал последнее.

Я продолжал играть ту же роль на протяжении всего обучения в старшей школе и во время первых отношений в колледже, загоняя в подсознание сомнения, тревогу и неуверенность, связанные с сексом. Сейчас я мог бы заполнить книгу историями о своих странных отношениях с сексом и описаниями нелепых и болезненных событий, пережитых мною в старшей школе, но в процессе создания этой главы вдруг понял: большая часть моего травматического сексуального опыта до сих пор не проработана, а я даже не осознавал этого. Меня, как мужчину, учили, что мне не позволено чувствовать или выражать эмоции, связанные с сексом. Я имею право лишь хотеть секса, от наличия которого частично зависит мой социальный статус и ценность как мужчины.

Перенесемся в мой первый год в колледже. Мне было девятнадцать, и мы с подругой — назовем ее Софией — находились в прочных, но дисфункциональных отношениях. Она знала о моих убеждениях и нежелании вступать в вагинальный половой акт, но во время очередного «все, кроме» схватила мой пенис и вставила в себя. Я немедленно оттолкнул ее и спросил, какого черта она делает. Я не говорил раньше о своем согласии на это, мы не обсуждали, готовы ли к этому, — фактически, наоборот, я давал ей понять, что не готов. Она отмахнулась и снова забралась на меня со словами: «Давай, мы это уже почти сделали. Это мелочь».

В некотором смысле она была права. В глазах Бога, в моей вере… у нас уже был секс. Но это не означало, что я считал для себя нормальным двигаться дальше. Несмотря на мгновенную эмоциональную реакцию, голос в моей голове быстро отбросил эти эмоции и напомнил: настоящие мужчины должны всегда хотеть секса и мне следует радоваться тому, что он у меня в конце концов будет. И я отбросил сомнения — ведь мне все равно не с кем было поделиться этим. Что я сказал бы своему соседу по комнате, обычному парню? «Прикинь, моя подружка засунула мой член в себя, но я был не готов к сексу и теперь чувствую себя очень странно из-за этого». Он, как и остальные парни с параллели и из общаги, смеялся бы надо мной месяцами! Я не мог обсудить это и с Софией: я думал, что люблю ее, но она каким-то образом заставила меня чувствовать себя виноватым и неполноценным в тот момент. Она напомнила мне, как терпеливо ждала (шесть месяцев), и вновь надавила на больное: мол, мы все равно давно близки, так что это ничего не изменит. По сути, она сказала мне все то, что другие парни твердили всю мою жизнь: «собери яйца в кулак» и перестань быть девчонкой. Я совершенно уверен, что она произносила эти слова и в других ситуациях, возникавших между нами. Позже я осознал, что она манипулировала мной, используя этот момент и применяя тактики, при помощи которых мужчины манипулируют женщинами, удерживая их в абьюзивных отношениях. Как только я отдал ей свою девственность — вольно или невольно, — София поняла: я сделаю все, что она захочет, ведь я чувствительный парень, тряпка, и я останусь с ней, даже если обнаружу ее измены. И так оно и было. Дважды.

Эту историю неприятно рассказывать, но я знаю, что не один такой, и это дает мне силы поделиться ею. В 2017 году социолог Нью-Йоркского университета Джесси Форд опубликовала результаты исследования, в рамках которого она опросила студентов колледжа об их опыте нежелательного секса. По ее наблюдениям, исследователи уделяют больше внимания сексуальному насилию в отношении женщин, сбрасывая со счетов то, что мужчины также сообщают о случаях нежелательного секса, и потому она решила изучить эту проблему. Во время интервью молодые люди перечислили причины, по которым они были вовлечены в нежелательный секс: это гендерные представления о том, как мужчины должны действовать, о том, что им положено хотеть, и о том, из-за каких поступков они теряют лицо перед своим партнером. Один из студентов признался: «Это напоминает подводное течение в моем сознании — мысль о том, что парни обязаны радоваться сексуальному акту в любых обстоятельствах». Другой студент сказал, что испытывает социальное давление: «…мужчины очень любят секс, а женщины могут выбирать, да или нет… И ты не считаешься мужиком, если не хочешь секса».

В книге «Мальчики и секс» Пегги Оренштейн приводит интервью второкурсника колледжа Дилана, в котором он рассказывает, как в четырнадцать лет оказался на первой в своей жизни вечеринке старшеклассников, где семнадцатилетняя девушка завела его в спальню и занялась с ним оральным сексом, хотя он не хотел. Другой собеседник Пегги, старшеклассник Лео, признался, что однажды девушка делала ему минет, но внезапно оседлала его и «засунула член в себя». И Дилан, и Лео в результате ощутили подавленность и злость. Лео говорит: «Я знал, что это связано с произошедшим, но не хотел признаваться в этом самому себе».

Как и эти молодые мужчины, а также участники исследования Джесси Форд, я стремился соответствовать гендерным ожиданиям. Желал подтвердить, что я полноценный мужчина, даже если за это приходилось заплатить невероятно высокую цену — порвать связь между мной и моими чувствами. Эти переживания оказались настолько мощными, что повлияли и на мою развивающуюся сексуальность, и на мою веру и ощущение себя, и оставили шрам — такой же оставил тот самый разрыв сухожилия, и следы его до сих пор видны. Самое странное — до того, как я начал писать эту книгу, я даже не понимал, что живу с этой травмой. Я до сих пор никогда никому не рассказывал эту историю. Я похоронил ее так глубоко, что почти забыл о ней. Однако, подозреваю, невозможно излечить болезнь, если не знаешь, что болен.

За время моих отношений с Софией я стал менее уверенным в себе. Мне становилось трудно постоянно играть роль, чтобы подтверждать свою мужественность, ведь моя неуверенность проявлялась все сильнее, несмотря на все попытки спрятать ее. После первого нежеланного опыта мы продолжали заниматься сексом, но мне не удавалось продержаться более одной-двух минут, так как я жил с глубоко затаенным внутренним конфликтом. Что бы я ни говорил, как бы ни поступал и даже как бы ни хотел обратного, я все еще был эмоционально не готов к сексу, особенно с Софией. На меня давили невыносимый груз беспокойства, вызванного искаженным представлением о сексе, усвоенным посредством порнографии, а также бесконечные воспоминания о моментах, когда я чувствовал себя неполноценным, и подсознательная травма из-за того, что мой первый раз технически был нежелательным. Сейчас я понимаю: я очень много тревожился, постоянно пытался понять, что она думает, и, не в силах контролировать свои телесные реакции, видел ее неприкрытое разочарование, когда не мог продержаться подольше.

Все это усугубилось позже, когда я обнаружил, что она изменяет мне с другими парнями. Я четко понял: я неполноценный, меня недостаточно. Я не удовлетворяю свою девушку, и ей пришлось найти более мужественного парня — опытного, способного дать ей то, чего не дал я. И конечно, я убедил себя, будто ей требовался кто-то с большим членом, потому что так происходит со всеми подобными мыслями — неважно, средний у тебя пенис, больше среднего или даже большой. Неважно, доволен ли партнер твоим размером. Неважно, сколько ты зарабатываешь, насколько широки твои плечи и какую машину ты водишь. Всегда есть парень на машине поновее, с плечами пошире, счетом, на котором сумма на один нолик побольше… и пенисом подлиннее. Всегда найдется кто-то, кого ты сможешь сравнить с собой. И сравнение обязательно приведет к страданию.

Перенесемся еще на два года вперед. Я стал актером, обрел успех, деньги, немного славы и прекрасную форму. О, а еще я вожу крутейший «Форд Бронко». И в этот момент на сцену выходит Джессика.

Джессика будет моей девушкой в течение четырех лет, а потом неожиданно бросит меня ради другого мужчины, с которым встретится на съемках малобюджетного ужастика. Мы жили вместе, и я, интуитивно понимая, что наши отношения ужасны, тем не менее не находил в себе смелости прекратить их. Так что это сделала она. Никогда не забуду, как лежал в кровати и стонал, обнимая нашу общую собаку и просматривая посты этого парня в Twitter с их фотографиями из церкви, с семейной прогулки, из ресторана и так далее, хотя технически мы еще оставались вместе. Волна депрессии накатила, как цунами, я согнулся под гнетом беспокойства о собственной адекватности, ненужности и неуверенности. Ей было меня недостаточно.

Я инстинктивно понимал, что наши отношения не подходят ни одному из нас, и все равно мне не хватало мужества закончить их. Их финал стал одним из первых приглашений в медленное, болезненное, исцеляющее, смелое, наполняющее смыслом путешествие, в котором я пребываю сейчас, — путь, с которого я не сойду до конца своей жизни, на котором совершу открытия и вернусь к истинному себе, научусь доверять собственной интуиции и понимать свою ценность, а также принимать хорошие и болезненные моменты бытия такими, какие они есть (вместо того чтобы прятать их далеко, забывая о том, что они вообще были).

Если бы я решился снимать фильм на основе собственной истории, я показал бы в нем, как разбитое сердце позвало меня в духовное путешествие внутрь себя и я иду через различные испытания, встречаюсь со множеством людей, с которыми не нахожу общий язык, страдаю от каких-нибудь жутких потерь, а потом выхожу из всего этого и вижу перед собой свою судьбу, истинного друга, ожидавшего меня там, вероятно, все это время. Я сделал бы так, чтобы все выглядело легко или, как минимум, очаровательно, но это было бы ложью и ерундой, как и большинство фильмов и романтических историй о любви. И хотя я глубоко погрузился в религию и начал выстраивать крепкие дружеские отношения с другими мужчинами и особенно с самим собой, все это было непросто. В самом деле, совсем не просто. И даже когда я встретил женщину, позже ставшую моей женой, история нашей любви тоже не получилась легкой. Вы прочитаете об этом в следующей главе, а сейчас я хочу рассказать вам о том, что стало происходить, когда я смог кое-как делиться своей неуверенностью, когда в моей жизни появилось пространство для отношений — и для моего восприятия себя, — в которых я был не только сексуальным мужчиной, но и эмоциональным, интеллектуальным, думающим, чувствующим, живым человеком. Я хочу рассказать, что случается, когда мы, мужчины, начинаем учиться измерять свою ценность не размером члена, а размером сердца.