Конечно, до сих пор случаются моменты, когда при виде Эмили у меня буквально перехватывает дыхание и я едва могу разговаривать, но это не те ситуации, которые спланированы заранее. Не тогда, когда она торжественно выходит из кареты навстречу мне, одетому в смокинг и ожидающему ее на ступенях, чтобы сопроводить в замок. И даже не тогда, когда мы собираемся на премьеру фильма или какое-нибудь крутое киношное мероприятие и она шикарно одевается. Нет, обычно это бывает, когда она расслабляется и открывает мне свое израненное сердце, позволяя видеть ее — и узнавать еще лучше. Это бывает, когда она проходит особенно трудный этап в терапии и показывается из спальни со слезами на глазах, чувствуя, будто несет на плечах многотонный груз, но все еще находит в себе силы поиграть в какие-нибудь простые игры с детьми. Когда она просыпается утром и произносит что-то неразборчивое, потому что забыла вынуть изо рта элайнер. Когда она путается с устройствами, которыми напичкан наш дом, потому что ничего не работает так, как она ожидает; она ругается, а я смеюсь, ведь в такие моменты в ее речи проскальзывает шведский акцент. Когда она, вся в поту, крови и дерьме (извини, дорогая) взывает к Господу о помощи в рождении очередного ребенка. Когда она заботится о детях и берет тайм-аут, потому что дети ей надоели. И когда позже возвращается с извинениями, полная любви и терпения, которых мне всегда не хватает.

В сказочных сценариях нет места для реального опыта сосуществования людей, и как бы я ни любил хорошее кино, до сих пор снято не так много качественных, коммерчески успешных фильмов, показывающих любовь такой, какая она есть на самом деле. Наверное, поэтому я пытаюсь снимать подобные картины. Перед моей женитьбой один из моих лучших друзей, Ноэль, сказал мне, что брак — это когда ты берешь все свое дерьмо и вываливаешь его перед домом, а потом твой партнер вываливает свое дерьмо туда же. С этого момента у вас есть огромная куча дерьма, и, соглашаясь на брак, вы оба подписываетесь на то, чтобы копаться в ней, перемешивать ее и помогать ей превратиться в компост, на котором вырастет что-нибудь прекрасное.

Так что к черту сказки. Дайте мне такой сценарий.

Да, именно поэтому мы с Эмили так часто говорим друг другу: «Люблю тебя и все твое дерьмо». Мы даже включили эту фразу в свои свадебные клятвы. Потому что как раз это мы и делаем друг для друга: любим все дерьмо, которое исходит от партнера. Но не поймите меня неправильно: это совсем не просто. Первый шаг состоит в том, чтобы осознать: да, в тебе есть дерьмо; затем надо позволить ему выйти наружу, а после — просто любить человека, покрытого дерьмом, твоим и своим. Вы, наверное, скажете, что стало многовато дерьма. Вы правы, это так. Оно несимпатичное — о нем не пишут в сказках, — но оно реальное, а я всегда предпочту реальное поддельному и отфильтрованному.

Существует еще один термин, из той же серии, что и «паралич выбора», который используется уже много лет: «сожаление покупателя». Концепция проста. Чем серьезнее финансовое решение, тем больше человек сомневается в нем и пытается понять, правильно ли он сделал. Закавыка в том, что обычно это случается ПОСЛЕ приобретения. Многие люди знают это чувство, приходящее следом за покупкой дома или новой машины. Вы внезапно обнаруживаете более выгодное предложение, и на вас накатывают вина и сожаление. Вам кажется, что вы совершили огромную ошибку и уже никогда не исправите ее. Вы начинаете переосмысливать процесс принятия решения и приходите к выводу, что интуиция, подтолкнувшая к покупке, вас подвела. Удивительно, но даже если приобретение было заранее продумано, запланировано и ожидаемо… вас все равно настигнет сожаление покупателя в какой-то его форме. И нигде этот эффект не проявляется так явно, как у мужчин, планирующих вступить в брак. Отличие состоит лишь в том, что у мужчины сожаление покупателя наблюдается ПЕРЕД тем, как он делает предложение руки и сердца, или между предложением и свадьбой. Это называется ПРЕДСВАДЕБНЫЙ МАНДРАЖ. Вы же видели в фильмах или сериалах сцены, когда невеста стоит одна у алтаря, униженная перед своими друзьями и семьей? Искусство подражает жизни, и это случается куда чаще, чем мы думаем.

Меня это оглушило подобно землетрясению посреди ночи. Я удивлялся и не понимал, откуда и почему пришло такое состояние. Примерно за месяц до решения о женитьбе я получил предложение поработать режиссером в большой рекламной кампании. В то время мы были на мели, финансы вели раздельно, и эта работа показалась мне божественным даром. Я жил на гроши, получаемые со съемок документальных фильмов и нескольких рекламных роликов в год, а гонорар от нового проекта покрывал расходы не только на свадьбу, но и на медовый месяц и даже на первые полгода совместной жизни. Одна деталь: мне требовалось уехать на съемки в Нью-Йорк, и вернулся бы я за неделю до свадьбы. В конце концов я согласился на эту работу, это было необходимо, и Эмили взяла на себя все основные заботы по планированию свадьбы. После помолвки мы оба решили, что не станем долго оставаться в роли жениха и невесты — хватит и трех месяцев, — потому что всю предсвадебную работу мы уже выполнили. Мы оба знали, что нашли своего партнера, так чего же ждать? Мы не хотели огромной, шикарной свадьбы и были готовы нырнуть в совместную жизнь и идти дальше вместе. Кроме того, никто из наших родителей не мог помочь нам финансово, так что мы решили ограничиться минимальным бюджетом и подойти к процессу творчески. Чуть менее чем за месяц до знаменательного дня я уехал в Нью-Йорк.

Бывали ли вы в Нью-Йорке в начале лета, когда летняя жара только начинается и все стремятся одеться как можно легче, потому что в течение последних шести месяцев были вынуждены кутаться в огромные пальто? Что ж, это довольно впечатляющее зрелище, которое к тому же объясняет, отчего все жители города кажутся неженатыми. Посетите утром одну из кофеен — и вы поймете, по какой причине тридцатилетнему мужчине стоит оставаться на сексуальном рынке. Это ведь полное безумие. Я чувствовал себя так, будто попал в альтернативную реальность или под прицел пранкеров. Куда бы я ни шел, меня окружали сексуальные и практически голые люди! А я в этот момент не только готовился к свадьбе с женщиной, за которую бился последние полтора года, но и старался воздерживаться от секса в рамках борьбы со своей тягой к порнографии. Смертельная комбинация.

Чем больше дней мы проводили порознь, тем тяжелее нам приходилось. Надо мной довлела необходимость завершить этот рекламный проект, чтобы мы смогли оплатить свадьбу, над Эмили — обязанности по планированию торжества (слава Богу, многие наши друзья вызвались помочь с этим). Последние недели холостой жизни, в теории волшебные и радостные, в действительности ужасают будущих молодоженов. Давление и стресс, связанные с организацией мероприятия, накладывают свой отпечаток на все, и любой непринужденный разговор неизбежно сворачивает на обсуждение деталей и прочего дерьма, которого совершенно не хочется касаться… особенно когда твоя работа тоже состоит из планирования и деталей. Надо заметить, мы с Эмили понятия не имели, что весь этот период — лишь жалкое подобие того, во что превращается брак после рождения детей.

Когда я наконец вернулся домой, измученный съемками, мои мысли неслись с огромной скоростью. В голову приходили всевозможные вопросы, словно я в одиночестве находился на острове и мне не с кем было поговорить. Кому я мог довериться? Половина моих друзей в течение последнего года наблюдала за тем, с какой одержимостью я относился к Эмили. Все полюбили ее, и я практически уверен, что мои ближайшие друзья любили ее больше, чем меня. Я перестал спать, и мысли крутились в моем сознании круглые сутки, семь дней в неделю. «Правильное ли решение я принял? Та ли это женщина? Вдруг мои холостые друзья правы… и все должно было складываться проще с самого начала? Станет ли нам скучно друг с другом в постели? Достаточно ли я хорош для нее? Будем ли мы привлекательны друг для друга через десять лет? Готов ли я к такой ответственности? Я еще слишком молод!» Все эти вопросы без остановки терзали и буквально выводили меня из себя — меня, стопроцентно уверенного в своем выборе человека (по крайней мере, таковым я был в течение последних восемнадцати месяцев). Я думал, что со мной подобного никогда не случится. Я думал, что обладаю иммунитетом против таких проявлений мужественности, говоривших мне, что именно одинокая жизнь — лучшая жизнь. Я думал, что отличаюсь от других. Но нет. Я испытывал предсвадебный мандраж.

Но почему? Я же не из тех, кто может струсить. Я был уверен в своем решении, особенно когда дело касалось любви. Но теперь, в конце последнего тайма, оказавшись с мячом в руках у ворот противника, я вдруг засомневался. Я и не подозревал, что, несмотря на свою эмоциональную зрелость, я не избавлен от внушенных социумом переживаний, свойственных мужчинам перед женитьбой. Подумайте о том, как мы представляем себе брак, как он изображается в фильмах. Когда пара сообщает о своей женитьбе, женщина воспринимает это как ПОБЕДУ! Она победила! Она счастлива, о ней будут заботиться, и ее друзья осыпают ее подарками и пожеланиями, наполненными предвкушением того счастья, которое ее ожидает. Она приручила зверя! А что же мужчина? Он проиграл. Попал в ловушку. На ум приходит старая аналогия с камнем на шее. И шутки о том, что жизнь с женитьбой заканчивается, как и секс. Он с друзьями устраивает вечеринку, чтобы оплакать последнюю ночь своей «свободы». Они смеются — мол, мужчина не предназначен для моногамии. Наша цель — оплодотворить столько женщин, сколько сможем. Ведь мы постоянно думаем о сексе, и если женимся не на той женщине, то будем изменять. А как отмечается последняя «свободная» ночь? Визитом в стрип-клуб, конечно, — чтобы будущий супруг увидел все попки, которые ему больше не придется видеть. Это нахлынуло на меня очень неожиданно, все подсознательные установки вернулись в один миг — а я даже не подозревал, что они у меня есть. И тогда мне пришлось начать глубокую и серьезную работу над собой. Именно в этот момент мое желание быть открытым и уязвимым перед близкими друзьями спасло не только меня, но и мой брак.

Я точно помню, что делал и где был. За неделю до свадьбы Эмили собиралась встретиться со своим менеджером на званом ужине. Я только что вернулся из Нью-Йорка и держался отстраненно, так как переживал все вышеописанное. Эмили поняла, что что-то не так, но дала мне пространство, как поступает всегда, следуя своей волшебной интуиции. Я вышел на подъездную дорожку под горячее летнее солнце и позвонил своему другу Рэйну. Вы, возможно, знаете его по роли Дуайта из сериала «Офис». Да, в самых затруднительных ситуациях мой «звонок другу» идет прямо на номер Дуайта. Но парень, которого я знаю, мало похож на своего киношного персонажа. Излечившийся алкоголик, духовный гангстер, гуру, друг и собрат по вере, Рэйн — тот человек, которому я могу позвонить и раскрыть душу, потому что он будет со мной честен. Он всегда открыто рассказывал мне об испытаниях, выпавших на его долю, и во многом был моим учителем. Когда я поделился с Рэйном тем, что со мной происходит, и поведал обо всех мыслях, носившихся в моей голове, он выслушал и подтвердил мои чувства. «Да, это хреново».

Обычно он начинает с какой-нибудь остроумной и неприличной шутки, чтобы разбить лед, но в этот раз Рэйн ощущал, насколько я взвинчен, и сразу напомнил мне цитату из Бахауллы, которая, по сути, описывает нашу низшую природу через концепцию «назойливого я» — а на самом деле подразумевает наше эго, требующее от нас быть «лучше чем» или «выделяться» среди других. Бахаулла, по словам Рэйна, называл эго «злым шептуном», который «шепчет у мужчины в груди». Он подтвердил: да, это мое эго вместе с низшей природой атакуют меня; и, посочувствовав тому, через что мне приходится проходить, он, однако, не стал сдерживаться и сказал мне всю правду, которую мне и требовалось услышать. Рэйн напомнил, как прекрасна Эмили и как трудно найти кого-то подобного ей. Потом он помог мне осознать, что я слишком много размышлял и подвергал сомнению самого себя. Я поблагодарил его и сообщил, что хотел бы увидеть его на своей свадьбе. Вот и все. Он сразу понял меня. Разглядел мою низшую природу, атакующее меня эго. Мое подсознание понимало: в какой-то степени моя женитьба — это первый шаг к гибели одной из сторон моей мужественности. И хотя рано или поздно большинство мужчин женятся, все выглядит так, будто система настроена против нас и мы обречены на провал. Мне повезло: у меня есть друзья, способные поддержать и напомнить мне о моих духовных целях, готовые говорить правду. Другие мужчины, не имеющие такой поддержки, часто оказываются в ситуациях, из которых, как им кажется, надо спасаться — неважно, каким образом: буквально разрывая помолвку или убегая от реальности с помощью наркотиков, алкоголя, порнографии или секса на стороне.

В нас, мужчин, эту идею вбивают годами, нам постоянно говорят, что мы должны вести одинокую жизнь; это величайший миф мужественности. И когда речь заходит о браке и верности одному человеку до конца жизни, даже тому, в которого ты безумно влюблен, важно помнить: ни один из нас не обладает иммунитетом против подсознательного давления общества, которое программирует нас с детства. Нормально, если мы испытываем такие чувства. Нормально, если мы боимся и страх наполняет наши головы и сердца. Это не значит, что мы решили связать жизнь не с той женщиной; вероятно, она как раз та самая. И существует только один способ убедиться в том, что страх не победит, — лишить его силы, а сделать это можно, обсудив его с кем-то. Я поговорил с Рэйном, а затем и еще с несколькими близкими друзьями, и даже с отцом, и после этого набрался смелости поделиться этим с Эмили. Если она собралась выйти замуж за меня и стать моим партнером, ей следовало понимать, почему иногда она чувствует легкое отторжение с моей стороны. Она заслужила право знать правду.

Однажды вечером я попросил ее сесть рядом со мной и признался, что в какой-то момент засомневался в своих действиях, но я работаю над тем, чтобы их преодолеть. Я сказал, что пройду через них и постараюсь выяснить, откуда они взялись. Я уверил ее, что дело точно не в ней, что причина — во мне и в моем процессе познания себя как мужчины, и это просто один из его этапов. Я извинился за свою отстраненность, потому что знал: она чувствует ее; я поклялся, что ничего не изменилось. Я все еще был безумно влюблен в нее, но на моем пути встал дракон, которого следовало уничтожить. Как же она перенесла это? Так же, как и тридцатишестичасовые роды спустя несколько лет. Так же, как и мою исповедь о тайной двадцатилетней битве с пристрастием к порнографии. Как чертов джедай. Она посмотрела на меня с любовью, сочувствием и пониманием и напомнила мне, как сильно любит меня и как благодарна мне за то, что я делюсь с ней. Она показала мне, что находится здесь ради меня, и дала мне возможность поработать над собой без давления и стыда. Она не стала изображать жертву, не заставила меня почувствовать себя плохим. Она выдержала это. Она сделала ровно то, что мне требовалось. К черту мысли о камне на шее. Но если даже все так и она — тот самый камень, то я согласен и на веревку. Я согласен на все.

Быть женатым на Эмили — все равно что стоять перед зеркалом: она постоянно отражает меня, а я ее. В нашем браке нет места фильтрам Instagram^◊ и Photoshop, скрывающим недостатки. В лучшие моменты жизни, когда наша связь крепка и я счастлив, когда между нами царит гармония и все идет как по маслу, мне легко смотреть на это отражение, мое отражение. Гораздо труднее глядеть на него в моменты стресса — на то, как неуверенность заставляет меня закрываться или закапываться в работу, как моя потребность быть полезным миру разбивается о необходимость обеспечивать семью, как мое желание делать карьеру мешает мне проводить время с семьей и детьми столько, сколько я хочу. Этот список бесконечен, но если я рассчитываю на счастливое партнерство и совместную жизнь, мне нужно смотреть в это зеркало. Я должен быть готов к серьезной внутренней работе — не из эгоизма, а из истинного смирения; это позволит мне раскрыться перед собой и даст больше возможностей и осознанности для того, чтобы раскрыться перед кем-то другим, перед Эмили.

Моя религия учит, что брак — это «крепость благополучия и спасения», хотя общество слишком часто фокусируется на одном лишь благополучии. Мне нравится видение брака как крепости. Крепость обычно связывают с войной или защитой от стихии либо экстремальных ситуаций. Вы строите крепость, чтобы спрятаться или уберечься от будущих атак, и в некотором смысле это подходит для описания брака. Размышляя о такой крепости, я думаю, что ее надо строить изнутри наружу, вместе с партнером, рука об руку, и так удастся защитить обоих от самих себя и от внешнего мира. Потому что в нашем мире, сфокусированном на внешней и материальной стороне, семью буквально атакуют — не явно или преднамеренно, но исподволь: атакуют требованиями уделять внимание внешним атрибутам брака, а не истинной его сути. Один из лучших советов мне дал отец в первые два-три года брака: он часто напоминал, что «любовь» — это действие. Это выбор, который человек делает каждый день. Он признавался мне, что порой ему приходилось буквально выбирать любовь к моей маме, особенно в моменты, когда он не находил ее в себе. Именно этот выбор, действие в поддержку брака, помогло им оставаться вместе и сохранить отношения. И, зная маму, я гарантирую: ей приходилось делать то же самое ради моего отца. Такое может происходить только взаимно, и подобные периоды, как и все прочие в жизни, цикличны по своей природе. Это не какая-то смесь химикатов или феромонов. Это не секс. И даже не связь. Это выбор, и в нем-то и заключена вся работа.

Нас, мужчин, учат быть храбрыми, сильными и крепкими; нас учат не сдаваться, а вести жизнь исследователя, нацеленного на результат и неустанно ищущего истину. Мужчинам внушают, что «без боли нет результата» (no pain, no gain), и потому мы добровольно рвем свои мышцы, пытаясь нарастить их. Но что, если мы вооружимся всеми этими навыками и применим их к своим отношениям, семьям, собственным эмоциям? Что, если все эти привитые нам качества мы используем для внутреннего роста, для поиска ответа на вопрос, кто мы есть? Что, если мы станем смотреть на отношения так же, как на поход в тренажерный зал, — ведь в качалке мы работаем с тяжестями, сознательно причиняем себе дискомфорт, зная, что это полезно для нашего физического развития и здоровья? Мы каждый раз вынуждены делать выбор, решая отправиться в спортзал; какую бы очередную таблетку или домашний тренажер нам ни пытались продать, ничто не поможет нам приобрести совершенное тело быстрее, чем старая добрая работа в зале. То же самое верно и для брака, и для отношений в целом. Растет то, что поливают. Все очень просто.

Когда я начал применять те же свирепость и упорство, с которыми предавался физическим упражнениям, к моей эмоциональной сфере и отношениям, все изменилось. Вместо того чтобы закрываться от действий и реакций Эмили, я стал использовать их как повод понять, почему хочу их избежать. Хотя у меня мало что получается и я далек от совершенства в этой области, я практикуюсь и воспринимаю провоцирующие факторы как приглашение посмотреть в зеркало, как возможность расти, строить крепость. Крепость не простоит вечно просто так, сама по себе; она нуждается в уходе и порой даже — да — в перестройке. Шторма и конфликты внешнего мира постоянно испытывают ее на прочность и иногда разрушают до основания. Но пока она стоит, ее можно реконструировать. Мы с Эмили постоянно выбираем этот путь — возводить и укреплять крепость. Она смотрится в зеркало, которое держу я, и тоже проводит непростую работу над собой, что, по правде говоря, выглядит очень сексуально. К черту горячую женщину, заботящуюся только о своем теле; подтянутый животик не сохранится на всю жизнь. Ничто так не возбуждает, как эмоциональная зрелость, когда ты понимаешь, что твоя душа и ум требуют такого же внимания — или большего, — чем твое тело. В результате мы совместно планируем без конца строить и перестраивать нашу крепость — чтобы она защищала нас не только от внешнего мира, но и от нас самих. И благодаря тем сверкающим зеркалам, в которых мы отражаем друг друга, мы оба готовы расти и выдерживать проверки на прочность, испытания и шторма, приготовленные для нас жизнью.