Есть своеобразная ирония — иногда горькая, иногда не очень — в том, что люди, которых мы больше всего любим, становятся для нас самым трудным испытанием. Мне довольно легко быть смелым и открытым перед незнакомыми людьми и друзьями, но намного сложнее оставаться на 100% самим собой перед теми, кто очень, очень хорошо знает меня. Я заметил еще одну забавную вещь: перед теми, кого я люблю и кто любит меня, намного проще растеряться, потерять самообладание. Иногда это происходит, возможно, из-за того, что я ощущаю себя в безопасности и могу позволить себе все свои чувства, но чаще я стараюсь подавить чувства более глубокие — те, что глубже гнева, — и напряжение от этого нарастает и нарастает, пока наконец не требует разрядки. И к этому критическому моменту, к той минуте, когда я сам нахожусь на пределе, выражение этих чувств способно ранить моих любимых людей. Я редко видел своего отца в гневе, а если с ним такое случалось, то он мгновенно грустнел и старался заверить всех в своей любви. Но по мере того, как я взрослел и становился мужчиной, я обнаруживал: хотя порой я способен проявлять сверхчеловеческое терпение по отношению к миру и даже к собственной семье, никто на самом деле не является сверхчеловеком, и рано или поздно плотину прорвет (в самый неожиданный момент). Мужчин учат, что чувства сами по себе — признак слабости и единственные социально приемлемые чувства, которые нам позволено испытывать, — это гнев или ярость. Но если мы задумаемся о том, почему многие из нас идут вразнос или ломаются в те моменты, когда нам нужна сила, когда нельзя терять самообладания, особенно с самыми любимыми людьми, мы поймем: это происходит из-за того, что мы не даем себе времени и места обнаружить и прочувствовать сокрытое в самой глубине. Там, под гневом, обычно прячутся разные виды печалей, тревог или, если быть честным, ощущение собственной неполноценности. Так что в следующий раз, когда гнев и ярость начнут закипать внутри вас, когда вам покажется, будто вы несетесь со скоростью сто пятьдесят километров в час без руля и педалей, когда вы будете готовы взорваться, глубоко вдохните и вспомните: в девяти случаях из десяти ваш гнев на самом деле сообщает вам о более глубоких чувствах — об усталости или печали, о недостатке внимания, любви или благодарности. Признавая эти чувства по мере их нарастания, мы можем дать им выход, не допуская взрыва. Моя религия учит, что объединение мира следует начинать с объединения собственной семьи. Я считаю это важным по многим причинам, но в основном из-за нашей неспособности раскрыться перед людьми, которые представляют для нас самое трудное испытание. Если мы научимся раскрываться перед ними, то сможем делать это всегда и везде.

Когда мне шел третий десяток, мы общались с отцом в основном о разных мелочах или о бизнесе. За исключением двух раз, когда мое сердце было разбито и я ощущал себя полностью сокрушенным и раздавленным. Тогда отец находился рядом со мной и помогал мне. Это казалось прекрасным — не видеть стен между нами, никаких навязанных дурацких барьеров между нашими сердцами. Возможность просто БЫТЬ с ним и мамой дарила мне великолепное чувство, несмотря на боль, которую я испытывал. Но после этого я стал задумываться: нужно ли доходить до края, чтобы раскрыть себя людям? Разве для того, чтобы позволить любимым заглянуть в твою душу, требуются поводы? Будь то разбитое сердце или траур (что очень близко), кризисы или катастрофы — лишь экстремальные условия способны заставить нас, мужчин, собраться вместе и сломать барьеры между нами. Это напоминает мне великую цитату из Руми: «Вы должны не искать любовь, а просто найти и разрушить все внутренние барьеры, которые воздвигли перед ней, чтобы она не могла войти». Раньше я думал, что это написано о романтических отношениях, но теперь вижу: то же самое можно сказать о любых отношениях между людьми.

Недавно мы с отцом придумали новый ритуал — мы зависаем вместе, чтобы «просто поговорить», и понемногу сближаемся. Это, вероятно, звучит странно для тех, кто знаком с нами и считает, будто мы и так близки. Но мы, Бальдони, знаем: есть разница между тем, чтобы выглядеть близкими и быть близкими по-настоящему. Я обнаруживаю, что никогда не чувствовал себя ближе к своему отцу, чем в те моменты, когда вижу в нем человека, когда вижу себя в нем, а он, в свою очередь, видит себя во мне. Я начал видеть в нем и маленького мальчика, наблюдавшего за тем, как его отец обеспечивает и защищает семью, я вижу в нем и подростка, которого приводит домой полиция, я вижу моего деда, с разочарованием смотрящего на него. Я вижу своего отца в роли испуганного молодого папы — он держит меня на руках и понятия не имеет, что делать и как обеспечить меня и маму. Чем глубже я понимаю его, тем больше гнев и разочарование, адресованные ему, превращаются в сочувствие, ведь то, что я когда-то считал его слабостями и изъянами, как раз и делает его человеком. И когда я вижу в своем папе в первую очередь человека — а не просто отца, который должен научить сына всему в совершенстве или доказать сыну и всем остальным, что он полноценный мужчина, а не такой, которому нужно еще потрудиться, чтобы считаться полноценным, — тогда я понимаю: моего отца, супергероя, рано списывать со счетов. Напротив, мой папа, супергерой, необходим мне таким, и именно его недостатки делают его тем самым супергероем, в котором я всегда нуждался, супергероем, которым я и сам хотел бы стать для своих детей.

Когда я начал ломать барьеры, которые сам поставил вокруг своего сердца, и разбирать некоторые из этих тем с отцом, нам открылся новый тип родительства, с каким ни я, ни мой отец не сталкивались в детстве. Пусть в этой главе появится еще одна цитата из Руми, из числа моих любимейших: «Без ран по жизни не пройти, о нет, но через раны проникает в сердце свет». Леонард Коэн позже использовал ее в своей прекрасной и завораживающей песне «Гимн». На ту же тему говорит и Бахаулла в Писаниях: «Мои беды — моя судьба, снаружи меня — огонь и мщение, внутри же — свет и благодать».

Эти слова представляются мне особенно значимыми в связи с моим путешествием в дебри мужественности. Например, у меня есть песня, написанная для Майи и Максвелла. Она называется «Открой свое сердце», и они любят петь ее. Я хотел, чтобы они с самого детства понимали: у них есть сердца, и придумал объяснить им это таким способом (несмотря на свои скромные музыкальные данные). Песня простая, вот ее слова:

Это песня о том, что важно помнить о своем сердце и понимать: наши сердца невозможно отделить от нас самих, от того, какие мы есть. Не так давно мы с Эмили решили, что можем сделать еще один шаг и создать ритуал для детей: научить их еще чему-то об их сердцах и (главное) о том, что сердце — самая сильная мышца в теле. Теперь после того, как мы поем эту песню, я шепчу им на ушко простые слова, которые мы с Эмили придумали вместе:

И каждый вечер перед сном оба ребенка по очереди декламируют то, что когда-то было простым утверждением, а теперь стало мантрой. Мы добавили немного прикольных движений и всякого такого. Очень весело наблюдать за тем, как Максвелл ходит по дому, распевая «Открой свое сердце», и показывает дедушке, что его сердце — сильнейшая мышца в теле (а иногда меняет слово «сердце» на «пенис» или «жопу»). В любом случае это остается способом напоминать ему и его сестре, что и двухлетний мальчик, и четырехлетняя девочка, и взрослый мужчина, и взрослая женщина — все должны включать сердце в общее представление о себе, ведь не забываем же мы о наличии у себя мышц, головы, плеч, коленей и пальцев на ногах.

Мой отец впервые услышал эту песню, когда они с мамой гостили у нас и Максвелл запел ее. Максвелл тогда же помог папе ее выучить. И вот уже мы все, три поколения мужчин Бальдони, вместе пели эти безобразно простые, но безумно глубокомысленные слова. Я посмотрел в тот миг на отца, и мне показалось, что он изо всех сил старается сдержать слезы (это нормально для нашего дома). В такие моменты я ощущаю на себе влияние исцеления многих поколений — оно происходит, когда мы напоминаем друг другу о необходимости открыть сердца и приглашаем друг друга к этому.

Как выглядит открывание своего сердца с моей точки зрения — с точки зрения отца? Ну, прямо сейчас это столь же просто, как стараться всецело находиться рядом со своей семьей, откладывать телефон, когда я нужен детям, не давая им повода снова и снова повторять: «Ну па-а-ап!» — до тех пор, пока я не уберу черную коробочку, которую держу между нами. Подобное случается слишком часто, и в таких ситуациях я испытываю вину. Я ненавижу соревнования между детьми и телефоном за мое внимание. Но это часть моего пути, и, как мы говорили ранее, осознание — первый шаг. Правда состоит в том, что я чертовски много работаю и имею дурную привычку не отключаться от работы, заходя домой. Как многие мужчины, я беру работу на дом, и даже если кажется, будто я присутствую, зачастую это не так.

Как же это исправить? Прежде всего научиться сочувствовать себе — как я учусь сочувствовать своему отцу, — и в конце концов просто отложить этот чертов телефон и поиграть с детьми! Потанцевать, подурачиться, включить воображение — ведь его можно использовать и в играх с детьми, а не только в работе, не только для того, чтобы изменить мир. Логика простая: если я не могу применять его дома, в собственной семье, как я собираюсь применять его где-то еще? К тому же раскрыть свое сердце — это и означает показать игривую часть меня. Взрослые — да и подростки, и дети предподросткового возраста — часто боятся выглядеть глупо, но дети всегда готовы веселиться, и если вы позволите им, они быстро заново научат вас радоваться. Как в популярном меме: «Каким бы крутым ты себя ни считал, если ребенок звонит тебе по игрушечному телефону, ты обязан ответить». Так что я откладываю свой телефон и беру игрушечный.

Открывать свое сердце также означает слушать их, извиняться после того, как поговорил слишком грубо или проявил нетерпение, и делиться с ними (при помощи слов, которые они в состоянии понять) переживаниями, если у меня был плохой день или меня обуревают сильные чувства. Это означает учиться уважать свои эмоции и, следовательно, эмоции детей. Это означает работать над собой — идти своим путем, — становясь родителем от собственной целостности, а не от последствий своих травм.

Открывать свое сердце значит проявлять свою человеческую сущность и знать, что не стоит бояться ее. Показывая свои эмоции и проблемы, прося о помощи, я не становлюсь менее мужественным. Я становлюсь более человечным.