– Ты знаешь, кто я?

– Здесь темно. Ты мой брат?

Юрген встал поближе к окну. Когда он начал говорить, дыхание оставляло круги на стекле.

– Я убил человека. Это случилось неделю спустя после того, как я узнал, что погибла мать. Я сбежал с хутора. Я хотел пробраться к тебе и освободить тебя. Стемнело. Я шел по полю, и тут прилетели штурмовики, янки, они летели на Кемптен. Завыла сирена, и на горизонте появился зенитный огонь. Один самолет развернулся, он загорелся в воздухе. Я увидел, как падает человек. Распускается парашют, и янки валится прямо мне под ноги. Он лежал передо мной и не мог подняться. «Help me, boy». Изо рта у него текла кровь. И тут я начал его пинать, сначала в ноги, потом в живот. Под конец в лицо. При этом я кричал, голосом, который сам не знал, я бил со всей силы, мне доставляло это удовольствие, зверское удовольствие. У меня случилась поллюция. Первая. А человек вдруг умер. Я убежал и где-то спрятался. На следующий день вернулся на хутор. Я всегда думал, что это не я, что это зло. – Юрген прислушался к молчанию отца и продолжил: – А это было мое бессилие, моя месть и моя ненависть. Это был только я.

Юрген умолк. Какое-то время в гостиной было тихо, затем голос произнес:

– Мой мальчик.

Юрген обернулся. Вальтер Шоорман выпрямился в кресле и протягивал ему руку.

– Помоги мне.

Юрген подошел к отцу и, обняв его за плечи, медленно повел к двери. Вдруг Вальтер Шоорман остановился.

– Ты поэтому хотел стать священником.

– Думаю, да.

На пороге спальни Вальтер Шоорман посмотрел на Юргена.

– Трудно быть человеком.

Потом открыл дверь и исчез в комнате.

В конце ноября Ева увидела в газете объявление размером с почтовую открытку: «Пора свадеб – сезон гусей. „Немецкий дом“. Ваш уютный ресторан. Для семьи и рабочего коллектива. Мы предлагаем и обеденный стол. Просьба бронировать заранее. Владельцы Эдит и Людвиг Брунсы. Бергерштрассе 318. Тел. 0611–4702».

Ева вырезала объявление, но не знала, куда деть вырезку. Она положила ее на узкий стол, который для работы пододвинула к окну. Через пару дней вырезка исчезла. Может быть, ее взяла фрау Армбрехт, а может, сквозняком выдуло на улицу.

Приближался первый адвент, и Ева размышляла, украсить ли ей комнату к Рождеству. В конце концов фрау Армбрехт решила этот вопрос за нее, поставив на стол елочные ветки с желтой свечкой. Когда Ева переводила инструкции по эксплуатации («Используйте этот станок только под наблюдением специалиста», «Доступ к силовому выключателю должен быть свободным»), от горящей свечи поднимался нежный запах пчелиного воска. Иногда она гасила свечку, потому что ей становилось очень грустно, и тогда проклинала елочные ветки, фрау Армбрехт и вообще Рождество.

Как-то ближе к вечеру в дверь постучали. Фрау Армбрехт просунула голову и елейным голосом сообщила о «визите некоего господина». На мгновение Ева понадеялась, что это Юрген. Но тут в дверном проеме появилась маленькая фигурка в оранжевой шапочке. Ева раскрыла объятия, и в комнату вбежал Штефан. Ева прижала его к себе и вдохнула детский запах, от него даже зимой пахло травой.

– Это мой брат, – объяснила Ева любопытной фрау Армбрехт.

Та кивнула и удалилась. Штефан походил по комнате, осмотрелся, но кроме фотографии, на которой был изображен он с Пурцелем, его ничего не заинтересовало.