— А я, милок, больше уже не слышала. Они пошли к поезду, да и мне тоже надо было поспешать…
В дело легла еще одна бумага — рапорт Сажина с записью рассказа старушки из Чилика.
— А я тут все насчет четок думаю, — поделился Семкин. — Может, дадите еще разок полюбоваться?
— Пожалуйста, любуйся. А в церковь ходил?
— Ходил, ходил. И вашего архимонаха между прочим видел. Рыжеватая бородища, львиная грива, рост гвардейский — одно слово архимонах. А еще новый епископ в церкви появился.
— Видел?
— Видел. Ничего мужчина, представительный. Только нервный вроде.
— С чего это ты так думаешь?
— Да уж больно неровно службу вел. То тянет, то вдруг зачастит, аж кадилом махать не поспевает, а за ним и дьякон слова начинает глотать, и вместо благолепия козлетонство получается, словно его в одном месте слегка крапивой стреканули.
Сажин невольно улыбнулся, а Семкин все так же перебирал шарики четок, внимательно осматривая каждый, и невозмутимо рассказывал, что исчезновения священнослужителей не отмечено, а вот непричетного священства в церковь на литургию собирается порядочно, что штат церкви полон, но епископ и благочинный ходатайствовали в связи с закрытием в городе других церквей об увеличении числа исповедников.
Неожиданно Семкин замолк, положил четки перед собой на стол и пристально уставился на цилиндрик-желудь.
— А открыть не пробовали? — неожиданно спросил он у Петра Ивановича и ухватил цилиндрик за оба конца — так что пальцы побелели. Цилиндрик не поддавался.
Семкин нахмурил брови, несколько мгновений не шевелился, потом еще сильней ухватился за концы и попробовал повернуть верхнюю чашечку в одну сторону, потом в другую.
— Есть! — радостно воскликнул он и через секунду показал Сажину разъятый на две части цилиндрик. Внутри лежала туго свернутая бумажка.
— Как? — с изумлением глядя на Сашины руки, выдохнул Сажин, который и сам проверял четки.
— Левая резьба! — коротко пояснил Семкин, извлек из пенальчика катышок и стал осторожно расправлять его. Наконец, разглаженная бумажка легла на стол.
«В святые таинства и бога единого веруем. Да рассыпется темный и ангел воссияет», — прочитал с нетерпением Семкин. Дальше шел бессмысленный набор букв: пбиамоиитвеошлорыишсб ьоееоракмлкогодянтндо ктдсщнаыжмянкктраевеи сегоанмретыиаивтговмь.
— Что за мура! — воскликнул Семкин, а Сажин подковырнул:
— Действительно, дохлое дело!
— А ведь тот архимонах, если, конечно, тот, в церкви с четками был, — вдруг с недоумением сказал Семкин. — Выходит, не его?