— С какого времени вы лично стали сотрудничать с кунанжуз? — спросил Онгарбаев.

— С 1940 года.

— Как это случилось?

— Базыбековы переехали в Калмык-Куринский уезд и поселились в селе Чекерты, где мы с женой жили в семье моего отца. Еще до этого, работая в полиции, Орха как-то приехал в Чекерты и прогостил у меня несколько дней. Каждый вечер он отлучался, встречался со своими агентами, выявил и задержал нескольких человек, враждебно относившихся к гоминьдановской власти, и отправил их в кунанжуз. Тогда же предложил мне сотрудничество.

— Что вы делали для кунанжуз?

— После Орха много раз бывал в Чекертах, в большинстве случаев он, естественно, останавливался у нас в доме. Я помогал ему, выполнял его задания, нередко выезжал в другие кишлаки и аулы. В один из таких наездов Орха прибыл в Чекерты с лаоцзунями Ибраимом и Турсуном. На этот раз они остановились не в нашем доме, но прислали за мной мальчика. Я помог им. За три дня было арестовано около двадцати человек и изъято более десяти винтовок.

— Значит, вы вместе с Орхой и Нохой Базыбековыми помогали кунанжуз вести борьбу с повстанцами. Так мы понимаем вас? — спросил строго Онгарбаев.

— Да. Кунанжуз подвергала репрессии каждого, кто чем-то вызывал подозрение в принадлежности к национально-освободительному движению.

— Зачем вы приехали в Советский Союз?

— Вести разведку.

— Расскажите, как и кто вас направил сюда?

— В октябре 1943 года Калмык-Куринская кунанжуз неожиданно арестовала Ноху. Тут же прошел слух, что взяли его за воровство лошадей. Орха же не особенно огорчался случившимся. Сначала говорил, что поедет выручать брата, потом стал откладывать свою поездку в Калмык-Куре. Когда минуло 15 дней, он уехал, и спустя двое суток они оба вернулись домой. Все наши родичи побывали у них в доме со словами сочувствия и радости по поводу удачно разрешившейся неприятности. К вечеру, когда у Базыбековых посторонних уже не было, пришел и я. Не останавливаясь на подробностях ареста Нохи, Орха сказал, что-де радоваться его освобождению еще рано, мне, как близкому родственнику и грамотному человеку, Орха это подчеркнул, он может сказать правду. На самом деле вызволить Ноху из тюрьмы удалось лишь с большим трудом, под личное поручительство брата, с условием принять предложение сотрудника разведки Бурбе перейти нелегально в Советский Союз со специальным заданием. Орха спросил, согласен ли я пойти вместе с ними в СССР.

— Согласились вы?

— Нет. Я наотрез отказался от этого опасного шага. Сказал, что являюсь уроженцем и жителем Синьцзяна, подданным Китая, отец, мать и братья живут в Чекертах, и я никуда не поеду… Тогда он пригрозил разорением нашего хозяйства, а потом, видя, что я не иду на попятную, заявил, что мою жену они заберут с собой, а детей наших бросят в Чекертах. Я понимал, что противостоять Орхе и его брату не смогу. С помощью кунанжуз они и на самом деле могли все это сделать. Все же я не поддался его шантажу и не дал тогда своего согласия.

Прошло несколько дней. В пятницу меня встретил Ноха и сказал, чтобы я сейчас же ехал в уездное отделение кунанжуз.

— Кто и о чем говорил с вами? — спросил молчавший до сих пор Шайгельдинов.

— Их было двое, Орха и незнакомый мне человек, одетый в гражданское платье, который назвал себя Бурбе и сказал, что приехал из Кульджи. Он спросил: «Почему не дал согласия поехать на территорию СССР? Что вам мешает?», а потом вдруг вспылил: «Жена-то и дети поедут с вами». Говорил один Бурбе. Орха Базыбеков молчал, время от времени настороженно посматривая на меня. Ух, как я его ненавижу!

Бахыт Талапбаев сказал это с тяжким вздохом, заерзал на стуле, потом уронил голову на уже трясущуюся вместе с плечами грудь. Но плакал без слез. То был плач безнадежно запутавшегося и потерпевшего неудачу в рискованной авантюре. Видно, «златые горы» обещал ему Бурбе в случае успеха «экспедиции».

Талапбаев внезапно успокоился и стал продолжать свой рассказ:

— «Ну так что, поедешь или нет, говори!» — строго спросил меня Бурбе. Деваться мне было некуда, я дал согласие и вслед за этим подписал обязательство.