На письменном столе следователя, обычно заваленном панками и бумагами, сегодня не было ничего, кроме нескольких листов чистой бумаги, пластмассовой черной чернильницы и тонкой ученической ручки.

Пока Онгарбаев оформлял пропуск, Куспангалиев внимательно и нарочито участливо смотрел на Саурбекова. Как только надзиратель вышел из кабинета, майор обратился к Онгарбаеву:

— Может быть, отложим? Кенену, видимо, сегодня не до нас. Как смотрите?

— Ну, пройдет у него плохое настроение. А у вас потом, может, и не найдется времени поговорить с ним, — ответил Онгарбаев.

Саурбеков исподлобья посмотрел на Онгарбаева и Куспангалиева и сказал:

— Я здоров, могу отвечать, спрашивайте.

— Что это вы так официально? — заметил Куспангалиев. — Нельзя разве просто поговорить? Я же вижу, переживаете. Не дай бог, такое бы горе свалилось мне на голову, я не сидел бы сложа руки, стал бы защищаться.

Зазвонил телефон.

— Да, — подняв трубку, ответил Куспангалиев и дальше только слушал, в знак согласия покачивая головой, потом широко улыбнулся и сказал:

— Вот мы с Зарифом Онгарбаевичем говорили ему то же, а он пока молчит. Хорошо, спасибо, — и, положив трубку, сказал Саурбекову:

— Видите, и начальник тюрьмы о вас беспокоится. Говорит, все утро лежали на койке одетым.

— Я встал в установленное время, сразу после тюремного звонка, походил немного. Ночью плохо спалось, голова болела — ну и прилег на минуту, лежа лучше думается.

— Что верно, то верно. Я тоже люблю отдохнуть, подумать, иной раз в голове — уйма всяких событий и дел не дает покоя. Время теперь вон какое быстрое — чего только не услышишь и не увидишь за день.

По губам Саурбекова скользнула грустная улыбка.

— У меня хватает старых дел. Есть над чем думать. Новый хабар до меня не доходит, стены у вас тут каменные и толстые.

— А что, разве узункулак частый гость в синьцзянских тюрьмах? — отозвался тотчас Онгарбаев. — Кстати, насколько нам известно, эти тюрьмы — просто глубокие ямы в земле, и люди гниют в них заживо, закованные по рукам и ногам колодками. Может, о таком благе вы мечтаете?

Саурбеков окинул испуганным взглядом Онгарбаева и Куспангалиева, но промолчал. Только глаза — зеркало души выдавали обуревавшие его мысли и страх за свою судьбу.

Майор и Онгарбаев переглянулись. Чекистская интуиция подсказала, что Саурбеков потому так расстроился, что догадался: о нем известно почти все.

— Значит, — начал майор и встал из-за стола. Тут же вскочил и Саурбеков. — Сидите, сидите. Говорите, много думаете о прошлых делах?

— Да. Я все 30 лет, прожитые в Восточном Туркестане, занимался торговлей, приходилось много ездить, то в города за товарами, то с товарами по аулам скотоводов и по кишлакам дехкан.