— Но это не так легко было сделать, — тихо проговорил майор, внимательно посмотрев на Саурбекова, и спросил его: — Ну и как, приняли вас в армию?

— Конечно. И быстро. Как-то все само собой устроилось. Я пришел в штаб формировавшегося в Шатах кавалерийского батальона, сказал, что желаю защищать интересы революции с оружием в руках и прошу зачислить меня в кавалерийский батальон, лошадь сам куплю. Командир посмотрел на меня и сразу предложил мне службу повара. «Если согласен, — говорит, — то и на лошадь не надо расходовать денег». По заданию, переданному дамуллой, я должен был собрать сведения, где и какие части формируются в Калмык-Куринском уезде, узнать командиров и адреса их семей, а также изучить вооружение этих частей, запасы боеприпасов и места их хранения. Собранные сведения передавать ему. Три раза я виделся с ним и все, что узнал, рассказал ему устно. Вскоре после третьей встречи с дамуллой в доме того торговца, у которого я скрывался до поступления в армию повстанцев…

— Как это «вскоре?» Скажите точнее, — потребовал майор.

— Часа через два-три, не больше, после ухода дамуллы меня вызвал командир. Спросил, зачем я ходил к торговцу. Я ответил, что это мой давний знакомый. Далее он спросил, почему я бываю у него, когда к нему приезжает пятджинский дамулла. Я соврал, что дамуллу видел там всего один раз и что совсем не знаю его. Тогда меня путем очной ставки с соседом торговца уличили в том, что я говорю неправду. После того, как я признался, меня посадили на гауптвахту, а на следующий день отправили под конвоем в Калмык-Куре.

— Вы рассказали командиру батальона, какие сведения передали дамулле? — спросил Онгарбаев.

— Да.

— Рассказывайте дальше, — по-прежнему спокойно попросил Куспангалиев.

— Меня должен был судить трибунал, но на шестой день я бежал.

— Как это вам удалось?

— Во время вечерней прогулки во дворе охранявший нас повстанец зачем-то зашел в здание тюрьмы, я перелез через глинобитный дувал и бросился в ближайший проулок, по нему вышел в город и направился в Текес, по-китайски Кобо, а оттуда вверх по реке Аксу. На следующую ночь пришел к себе в Карасу.

— За вами погони не было?

— Не знаю.

— Долго вы скрывались у себя дома?

— В эту же ночь я послал жену в Аксу к калмыку Насымбату, вскоре он пришел ко мне в дом, и я, рассказав о случившемся, попросил его проводить нас с женой к границе. Мы хорошо знали друг друга, он много раз помогал мне выполнять задания кунанжуз. На следующую ночь Насымбат довел нас до границы…

Саурбеков замолк в нерешительности и выжидающе посмотрел на майора.

— Знаю, что вы еще не все рассказали. Но на сегодня хватит.

На последующих допросах следователь Прохоров спрашивал Саурбекова о его знакомых по Синцьзяну. В числе знакомых, служивших у бажыхана, назвал он и братьев Орху и Ноху Базыбековых. Рассказал, что знал их за границей как сборщиков налогов, а позже как служащих кульджинской полиции.

В тот же день Зариф Онгарбаев это показание Саурбекова доложил майору. Прочитав протокол, Куспангалиев сказал:

— Пожалуй, о закордонных связях Саурбекова и, в частности, с Орхой Базыбековым надо нам самим еще раз поговорить с ним. Как вы смотрите на это?

— Я не возражаю, — ответил Онгарбаев. — Скорее выясним, соучастник он Базыбекова или действовал здесь, у нас, самостоятельно, так сказать, в одиночку. По показаниям свидетелей, он, подобно Орхе Базыбекову и агентам последнего, вел подрывную работу среди перебежчиков, призывал их к обратному нелегальному уходу в Восточный Туркестан, возводил клевету на условия жизни в Советском Союзе, в частности, в колхозах. Имеются свидетели других его антисоветских высказываний, поэтому я и склонен считать, что Саурбеков пришел в нашу страну не только в поисках временного убежища от справедливого наказания повстанческих властей.