Бретт заплакал, и я обняла его за плечи.

– Я видел вас у кафешки, – продолжал он. – Я не хотел верить своим глазам, пап. Тому, что ты так поступил с мамой. Лгал нам все время, пропадал из дома на выходных, и ради кого? Ради вот этой вот?

Я впервые посмотрела на женщину. Она стояла, закрыв лицо руками. Сперва я подумала, что она плачет, но потом догадалась – она просто в шоке. Эта ситуация и для нее стала сюрпризом. Она переводила взгляд с Бретта на его отца с таким видом, точно пытается разгадать свою головоломку. Неужели она не знала, что встречается с женатым мужчиной?

– Бретт… – я попыталась оттащить его в сторону, но ноги Бретта точно приросли к земле. Двери отеля распахнулись, и на улицу высыпала небольшая толпа: люди пришли выяснить, что там за шум снаружи. Мы все четверо так и застыли в слезах. Свет луны выставил правду на всеобщее обозрение. Я увидела во главе толпы маму Бретта. Она подошла к нам и остановилась рядом со мной.

– Что случилось? – спросила она. Я видела, как омрачилось ее лицо, когда она перевела взгляд с мужа на его любовницу, и мне вдруг показалось, что я снова стою у дома моего отца. Мир пытается разорвать меня в клочья, а я не сдаюсь.

Бретт посмотрел на маму. Никогда в жизни я еще не видела такого отчаяния. Но в глазах мамы не было и тени удивления, в отличие от любовницы. Тут-то мы оба поняли: она все знает. Она совсем не похожа была на человека, который только-только осознал, что супруг ему лжет. Скорее, на женщину, чья тайна стала достоянием общественности.

Бретт чуть не упал. Он вовремя выбросил руку вперед и оперся об автомобиль, а я попыталась его подхватить, но получилось плохо – слишком он был тяжелый.

– Так ты знала? – спросил он, глядя на мать. – Ты все знала с самого начала?

Мы – все пятеро – затихли. Толпа смотрела на нас, дожидаясь шоу. Крестмонт – крошечный городок, так что уже к завтрашнему утру о родителях Бретта будут судачить все. Иллюзия идеальной семьи дала трещину, уступив место суровой реальности.

Взгляд матери Бретта безумно напоминал взгляд моей мамы. Так смотрит человек, которого медленно пожирает душевная боль, раздирая его на части. Я поняла, почему она не стала ни о чем рассказывать Бретту. По той же причине, по какой моя мама увлеклась кулинарией. Они обе пытались таким образом удержаться на плаву, спрятать боль в своем сердце, чтобы она не захлестнула их дитя.

Но Бретт пока этого не понимал. Он был слишком зол.

– Ты знала! – громко повторил он. – А ты… – он повернулся к отцу. – Как ты вообще мог так поступить? – его голос дрогнул. Мне показалось, что он сейчас разрыдается, напрочь утратит контроль над собой. Но он расхохотался. А потом вмазал отцу кулаком. Раздался пугающий звук. Отец осел на траву и зажал нос ладонью. По лицу заструилась кровь.

У меня челюсть отвисла.

Я уставилась на Бретта. Его кулак был алым от крови.

Я посмотрела на его отца, перепачканного кровью.

Потом на маму и любовницу. Они обе плакали.

Потом схватила Бретта за руку и смогла-таки оттащить его в сторону. Мы побежали по парковке. Ноги болели от неудобной обуви, но я не обращала на них внимания. Вскоре я свернула влево, на какую-то улочку, и мы пошли по ней, пока Бретт не повалился на траву. Он лежал и смотрел в небо, прижимая к груди окровавленный кулак.

Я села рядом.

Было удивительно тихо. Даже машины – и те не шумели вдали.

Я посмотрела на свое платье и увидела, что оно тоже испачкано кровью. Бретт, должно быть, услышал, как я ахнула, потому что тут же бросился передо мной извиняться.