Бретт перевел взгляд на плакаты, висевшие на желтых стенах. В основном на них были изображены группы, которые я раньше слушала, или сцены из экранизаций некоторых книг. Кстати сказать, книги всегда оказывались лучше фильмов.

– Уютно тут у тебя! – сказал Бретт, присев на край кровати. – Я примерно такое и ожидал увидеть!

– «Примерно такое» – это кучу книг? – уточнила я.

– Ну, честно говоря, да, – Бретт рассмеялся, а я ахнула, ткнув в него пальцем.

– Ты смеешься!

– Да, и что?

– Впервые за день! Я так этого ждала!

Он нахмурился, смерил меня взглядом, а потом отвлекся на фото на тумбочке у кровати. На нем мы с мамой обнимались. Тот день выдался таким солнечным, что наши лица сложно было разглядеть.

Бретт взял снимок в руки.

– Когда было сделано это фото? – спросил он.

– В мой тринадцатый день рождения. В те времена мама еще совсем не умела готовить. Она испекла мне торт, но вместо сахара добавила в него соль. Есть это было невозможно! Никто и не ел. А фотографию эту мы сделали перед самым закатом.

– Это твой лучший день рождения?

– Нет, – возразила я. – Это был первый праздник без папы. – Я забрала фото из его рук и осторожно вернула на место.

Бретт взобрался на кровать и уселся поближе к изголовью.

– Ты оказалась права в том, что лучше уехать из дома. Вечер с тобой и твоей мамой пошел мне на пользу. Мне уже легче. Такое чувство, что проблемы слегка поблекли.

– Можешь к нам приходить в любое время, – сказала я. – Мама точно не будет против. А хочешь – переезжай ко мне в комнату! Возможно, против такого сожителя она возражать не станет!

Бретт снова рассмеялся.

– Не чересчур ли она у тебя напористая, а?

– Она просто желает мне счастья. Мне кажется, она переживает, что развод сильно по мне ударил. Что я превратилась в бесчувственного робота, который не верит в любовь и окончит свои дни с десятками кошек.

– Ты правда не веришь в любовь?