– Да. В этом.

Бретт придвинулся чуть ближе. Всего на какой-нибудь дюйм, но этого оказалось достаточно, чтобы сердце тут же начало колотиться о ребра, точно шарик для пинг-понга.

– Я много думаю о том вечере, – признался Бретт.

– Я тоже.

– И я понял одну вещь, – продолжил он. – Случившееся не смогло изменить мои чувства к тебе, Бекка. Если честно, сейчас ты – единственное, в чем я не сомневаюсь в своей жизни.

Он придвинулся еще ближе.

Я тоже.

– Знаешь, что мне в тебе нравится?

– Что? – спросила я, тщетно пряча улыбку.

– Что у тебя отвратительные вкусы в еде, – начал он и придвинулся еще.

– Позволь не согласиться!

– Нравится, что когда мы смотрим ужастики, ты даже не морщишься, – продолжал Бретт. Сделал паузу. Приблизился еще на дюйм. – Нравится твоя задумчивость – такое чувство, будто половину своей жизни ты проводишь наедине с мыслями. Нравится, как ты краснеешь, когда замечаешь, что я на тебя смотрю. – Тут я, словно по заказу, залилась краской. – Ну вот, и я о том же.

Теперь мы сидели бедро к бедру. Колено к колену. По моим жилам растекалось тепло, а язык не слушался. Мозг попросту отключался всякий раз, когда Бретт подбирался так близко.

– И что-о-о-о же все это значит? – спросила я, придвинув свою ладонь к его.

– А то, что ты мне нравишься, – признался он, подцепив мизинцем мой. – Очень. И жутко глупо было в этом сомневаться. В моей жизни многое меняется, Бекка. Но ты – единственная константа во всем этом хаосе. Ты всегда возвращаешься.

– Честно говоря, не до конца понимаю, к чему ты клонишь, – с улыбкой подметила я.

Бретт многозначительно на меня посмотрел.

– Это что, месть?

– Возможно!

– Ладно! – он обнял меня за талию, притянул к себе и усадил на свои колени. Я вскрикнула и первым же делом проверила, не пялится ли на нас кто из прохожих. Нет. Только тогда я расслабилась и взяла лицо Бретта в ладони.