Энн смотрела, как Джон уходит прочь, крупно шагая, и никак не могла успокоиться. Стараясь как-нибудь унять тревогу, она инстинктивно прижалась к Мери.
— Если он хоть пальцем прикоснется к этой девочке, убью его, и все тут, — проворчала она.
— Я прослежу, чтобы ничего такого не произошло, Энн, — утешила ее Мери. — Я буду рядом.
Энн с признательностью на нее посмотрела. Во взгляде Мери, приблизившейся, чтобы поцеловать ее в лоб, светилась беспредельная нежность.
— На этот раз, — прошептала она, — я буду рядом. — И в свою очередь удалилась, оставив Энн растерянной и сбитой с толку.
Через два дня ярость Рекхема утихла. Примерно в одиннадцати километрах от острова Харбор он смог вознаградить себя, распотрошив семь рыбацких лодок и забрав у них груз и снасти на сумму в десятки ямайских фунтов. В тот же вечер было захвачено еще одно судно — тут пираты завладели имуществом и багажом английского судовладельца.
С наступлением ночи, лежа рядом с Энн, уснувшей после любви с легкой улыбкой на губах, Джон признал, что девчонке пришла в голову отличная мысль, когда она решила забрать себе этот шлюп. В конце концов, здесь он чувствовал себя свободнее, чем на «Реванше», и для любви у них тут было куда более уютное гнездышко.
Однако душа Энн тосковала по Малышу Джеку. Удовлетворившись абордажем, Энн захотела увидеть сына, и на следующий же день Рекхем, желая доставить ей удовольствие, приказал взять курс на Сосновый остров.
Что бы там Джон ни говорил, на самом деле он еще долго готов был терпеть и выполнять прихоти любовницы.
34
«Сержант Джеймс» уже три недели стоял на якоре у острова Черепахи, когда к берегу подошел «Бэй Дэниел». Ганс нетерпеливо его высматривал, пытаясь догадаться, узнает ли его Никлаус-младший, как узнала его мать. Набей-Брюхо, с радостью услышав, что у Мери все в порядке, принял голландца как нельзя лучше. В подробности Ганс не входил, сказал только, что Мери надо еще уладить кое-какие семейные дела. Балетти заранее оплатил стол и кров, и матросы с «Сержанта Джеймса», как и Вандерлуки, быстро подружившись с островными пиратами, убивали время самым что ни на есть приятным образом.
Вандерлук и Балетти дали Никлаусу-младшему время поздороваться со своими и только на следующее утро двинулись по переулку, который вел к его дому.
Они застали его за колкой дров рядом с хижиной, которую Никлаус-младший перестроил и увеличил после женитьбы и рождения сына. Во всяком случае, так говорил Набей-Брюхо, довольный тем, что ему есть что рассказать постояльцам.
Топор с силой вонзался в чурбаны, и Никлаус-младший их раскалывал, играя мускулами, за последнее время ставшими еще внушительнее. У Вандерлука дыхание перехватило от того, как похож оказался его крестник на отца. Ему почудилось даже, будто он видит перед собой Никлауса-старшего — в точности таким, каким оставил его двадцать лет назад.
Топор на мгновение повис в воздухе, потом глубоко воткнулся в полено. Никлаус-младший заметил гостей. Удивленный и сияющий радостью, он бросил свое занятие и устремился им навстречу.
— Маркиз! — начал он, приветливо протянув руку.
— Рад видеть тебя целым и невредимым, Никлаус.
— Могу ответить вам тем же. А где Мери?
— Это долгая история, сынок, но у твоей матери все хорошо, очень хорошо, — ответил вместо него Вандерлук, стряхнув с себя оцепенение.
Никлаус-младший перевел взгляд на Ганса: