— Я порвал все письма, которые ты посылал ей, — виновато сказал Форбен.
— Я так и думал. Вы их прочли?
— Нет.
— А надо было. Во всех этих письмах я говорил Мери одно и то же: что бы она ни сделала, мы всегда будем рядом с ней, всегда на ее стороне.
Форбен опустил глаза, он был растроган и пристыжен самоотверженностью Корнеля, казался себе глупым и жалким.
— Давайте обо всем этом позабудем, капитан, — предложил Корнель, — забудем раз и навсегда. Мери подарила нам сына. Давайте вместе будем любить его, как любили ее.
Форбен кивнул и сжал кулаки:
— И пусть только Балетти когда-нибудь попробует заставить ее страдать!
— Она сумеет себя защитить. Ну что — друзья? — спросил Корнель, поднимаясь.
Форбен тоже поднялся, и они братски обнялись.
— Друзья, — клятвенно заверил Форбен, — если только ты сможешь меня простить.
— Да ладно, — отмахнулся Корнель, высвобождаясь из этих мужественных объятий, — как любовь, так и дружба, без ссор не обходятся, так они себя испытывают. Меня уже ждут, пора заступать на вахту. Мальчик будет рад, что мы поладили.
— А что, его это тревожило?
— Вы же знаете, он все чувствует.
— Успокой его, только не говори о наших подозрениях насчет Корка, я не хотел бы, чтобы он думал, будто его мать в опасности.
Корнель, очень довольный, ушел.
Увидев его, Никлаус-младший заулыбался и крикнул, указывая пальцем на гребни волн:
— Посмотри!
«Галатея» шла под ветром, за ней следом — «Красотка». Оба судна были окружены дельфинами: с полсотни этих созданий резвились в неспокойном море, равнодушные к надвигающимся с востока тучам, и перекрикивались с бакланами.
Никлаусу-младшему никогда не надоедало на них смотреть.